- Чего застыдилась, аль мы телешами едем? - крикнул Митька и подмигнул: - Калинушка моя, эх, горьковатенькая!
Григорий, глядя перед собой, почти проехал мимо и вдруг огрел мирно шагавшую кобылу плетью. Та присела на задние ноги - взлягнув, забрызгала Аксинью грязью.
- И-и-и, дьявол дурной!
Круто повернув, наезжая на Аксинью разгоряченной лошадью, Григорий спросил:
- Чего не здороваешься?
- Не стоишь того!
- За это вот и обляпал - не гордись!
- Пусти! - крикнула Аксинья, махая руками перед мордой лошади. - Что ж ты меня конем топчешь?
- Это кобыла, а не конь.
- Все одно пусти!
- За что серчаешь, Аксютка? Неужели за надышнее, что в займище?..
Григорий заглянул ей в глаза. Аксинья хотела что-то сказать, но в уголке черного ее глаза внезапно нависла слезинка; жалко дрогнули губы. Она, судорожно глотнув, шепнула:
- Отвяжись, Григорий... Я не серчаю... Я... - И пошла.
Удивленный Григорий догнал Митьку у ворот.
- Придешь ноне на игрище? - спросил тот.
- Нет.
- Что так? Либо ночевать покликала?
Григорий потер ладонью лоб и не ответил.
