Штокман, по совету Федота, сходил ко вдовой бабе Лукешке Поповой, снял у нее две комнаты под квартиру.
- Кого привез из станицы? - спрашивали у Федота соседки, выждав его у ворот.
- Агента.
- Какого такого агела?
- Дуры, эх, дуры! Агента, сказано вам, - машинами торгует. Красивым так раздает, а дурным, таким, вот, как ты, тетка Марья, за деньги.
- Ты-то, дьявол клешнятый, хорош. Образина твоя калмыцкая!.. На тебя конем не наедешь: испужается.
- Калмык да татарин - первые люди в степе, ты, тетушка, не шути!.. уходя, отбивался Федот.
Поселился слесарь Штокман у косой и длинноязыкой Лукешки. Ночь не успел заночевать, а по хутору уж бабы языки вывалили.
- Слыхала, кума?
- А что?
- Федотка-калмык немца привез.
- Ну-ну?..
- И вот тебе матерь божья! В шляпе, а по прозвищу Штопол чи Штокал...
- Никак, из полицевских?
- Акцизный, любушка.
- И-и-и, бабоньки, брешут люди. Он, гутарют, булгахтир, все одно как попа Панкратия сынок.
- Пашка, сбегай, голубь, к Лукешке, спроси у ней потихоньку, мол: "Тета, кого к тебе привезли?"
- Шибчей беги, чадунюшка!
На другой день приезжий явился к хуторскому атаману.
Федор Маныцков, носивший атаманскую насеку третий год, долго вертел в руках черный клеенчатый паспорт, потом вертел и разглядывал писарь Егор Жарков. Переглянулись, и атаман, по старой вахмистерской привычке, властно повел рукой:
