С давних пор велось так: если по дороге на Миллерово ехал казак один, без товарищей, то стоило ему при встрече с украинцами (слободы их начинались от хутора Нижне-Яблоновского и тянулись вплоть до Миллерова на семьдесят пять верст) не уступить дороги, украинцы избивали его. Оттого ездили на станцию по нескольку подвод вместе и тогда уж, встречаясь в степи, не боялись вступить в перебранку.
- Эй, хохол! Дорогу давай! На казачьей земле живешь, сволочуга, да ишо дорогу уступать не хочешь?
Несладко бывало и украинцам, привозившим к Дону на Парамоновскую ссыпку пшеницу. Тут драки начинались безо всякой причины, просто потому, что "хохол"; а раз "хохол" - надо бить.
Не одно столетье назад заботливая рука посеяла на казачьей земле семена сословной розни, растила и холила их, и семена гнали богатые всходы: в драках лилась на землю кровь казаков и пришельцев - русских, украинцев.
Через две недели после драки на мельнице в хутор приехали становой пристав и следователь.
Штокмана вызвали на допрос первого. Следователь, молодой, из казачьих дворян чиновник, роясь в портфеле, спросил:
- Вы где жили до приезда сюда?
- В Ростове.
- В тысяча девятьсот седьмом году за что отбывали тюремное наказание?
Штокман скользнул глазами по портфелю и косому, в перхоти, пробору на склоненной голове следователя.
- За беспорядки.
- Угу-м... Где вы работали в то время?
- В железнодорожных мастерских.
- Профессия?
- Слесарь.
- Вы не из жидов? Не выкрест?
- Нет. Я думаю...
- Мне неинтересно знать, что вы думаете. В ссылке были?
- Да, был.
Следователь поднял голову от портфеля, пожевал выбритыми, в пупырышках, губами.
- Я вам посоветую уехать отсюда... - И про себя: - Впрочем, я сам постараюсь об этом.- Почему, господин следователь?
На вопрос вопросом:
- О чем вы имели беседу с местными казаками в день драки на мельнице?
- Собственно...
- А ну, можете быть свободны.
Штокман вышел на террасу моховского дома (у Сергея Платоновича всегда останавливалось начальство, минуя въезжую) и, пожимая плечами, оглянулся на створчатые крашеные двери.
