- Молодой барин зовет к себе. - Из боковых дверей выглянула горничная.

Григорий опасливо оглядел свои грязные сапоги, шагнул в дверь.

На кровати, стоявшей под окном, лежал сотник; на одеяле - коробка с гильзами и табаком. Начинив папиросу, сотник застегнул ворот белой сорочки, сказал:

- Рано ты. Подожди, сейчас отец придет.

Григорий стал у двери. Через минуту по скрипучему полу передней зашаркали чьи-то шаги. Густой низкий бас спросил в дверную щель:

- Не спишь, Евгении?

- Входите.

Вошел старик в черных кавказских бурках. Григорий глянул на него сбоку, и первое, что ему кинулось в глаза, - это тонкий покривленный нос и белые, под носом желтые от курева, широкие полудуги усов. Старик был саженного роста, плечист и худ. На нем дрябло обвисал длинный верблюжьего сукна сюртук, воротник петлей охватывал коричневую, в морщинах, шею. Близко к переносице сидели выцветшие глаза.

- Вот, папа, кучер, которого я вам рекомендую. Парень из хорошей семьи.

- Чей это? - буркнул старик раскатом гудящего голоса.

- Мелехова.

- Которого Мелехова?

- Пантелея Мелехова сын.

- Прокофия знал, Пантелея тоже знаю. Хромой такой, из черкесов?

- Так точно - хромой. - Григорий тянулся струною.

Он помнил рассказы отца об отставном генерале Листницком - герое русско-турецкой войны.

- Почему нанимаешься? - грохотало сверху.

- Не живу с отцом, ваше превосходительство.

- Какой же из тебя будет казак, ежели ты наймитом таскаешься? Отец, отделяя тебя, разве ничего не дал?