- Я за ним не гонюсь.
- Думаешь с своей жить? - свернул Петро разговор.
- С какой своей?
- С этой.
- Покеда думаю, а что?
- Так, с интересу попытал.
Григорий пошел его проводить. Спросил напоследок:
- Как там, дома?
Петро, отвязывая от перил крыльца лошадь, усмехнулся:
- У тебя домов, как у зайца теремов. Ничего, живем помаленечку. Мать она об тебе скучает. А сенов ноне наскребли, три прикладка свершили.
Волнуясь, Григорий разглядывал старую корноухую кобылицу, на которой приехал Петро.
- Не жеребилась?
- Нет, брат, яловая оказалась. Гнедая, энта, какую у Христони выменяли, ожеребилась.
- Что привела?
- Жеребца, брат. Там жеребец - цены нету! Высокий на ногах, бабки правильные и в грудях хорош. Добрячий конь будет.
Григорий вздохнул:
- Скучаю по хутору, Петро. По Дону соскучился, тут воды текучей не увидишь. Тошное место!
- Приезжай проведать, - кряхтел Петро, наваливаясь животом на острю хребтину лошади и занося правую ногу.
- Как-нибудь.
- Ну, прощай!
- Путь добрый!
Петро уже выехал со двора; вспомнив, закричал стоявшему на крыльце Григорию:
- Наталья-то... Забыл... беда какая...
Ветер, коршуном круживший над двором, не донес до Григория конца фразы; Петра с лошадью спеленала шелковая пыль, и Григорий, не расслышав, махнул рукой, пошел к конюшне.
Сухостойное было лето. Редко падали дожди, и хлеб вызрел рано. Только что управились с житом - подошел ячмень, желтел кулигами, ник чупрынистыми колосьями. Четверо пришлых рабочих, нанявшихся поденно, и Григорий выехали косить.
Аксинья отстряпалась рано, упросила Григория взять ее с собой.
- Сидела бы дома, нужда, что ль, несет? - отговаривал Григорий, но Аксинья стояла на своем и, наскоро покрывшись, выбежала за ворота, догоняя повозку с рабочими.
То, чего ждала Аксинья с тоской и радостным нетерпением, то, чего смутно побаивался Григорий, - случилось на покосе. Аксинья гребла и, почувствовав некоторые признаки, бросила грабли, легла под копной. Схватки начались вскоре. Закусив почерневший язык, Аксинья лежала плашмя. Мимо нее, объезжая круг, покрикивали с косилки на лошадей рабочие. Один молодой, с подгнившим носом и частыми складками на желтом, как из дерева выструганном, лице, проезжая, кидал Аксинье: