- Без меня тут тебе ничего?.. Не трогали?
- Нет, что ты! Я же все время лежала хворая. - И глянула прямо в глаза Григория и даже чуть-чуть улыбнулась. Помолчав, она спросила: - Рано завтра тронешься?
- С рассветом.
- А передневать нельзя? - В голосе Натальи прозвучала неуверенная, робкая надежда.
Но Григорий отрицательно покачал головой, и Наталья со вздохом сказала:
- Зараз тебе как... погоны надо надевать?
- Прийдется.
- Ну, тогда сыми рубаху, пришью их, пока видно.
Григорий, крякнув, снял гимнастерку. Она еще не просохла от пота. Влажные пятна темнели на спине и на плечах, там, где остались натертые до глянца полосы от боевых наплечных ремней. Наталья достала из сундука выгоревшие на солнце защитные погоны, спросила:
- Эти?
- Эти самые. Соблюла?
- Мы сундук зарывали, - продевая в игольное ушко нитку, невнятно сказала Наталья, а сама украдкой поднесла к лицу пропыленную гимнастерку и с жадностью вдохнула такой родной солоноватый запах пота...
- Чего это ты? - удивленно спросил Григорий.
- Тобой пахнет... - блестя глазами, сказала Наталья и наклонила голову, чтобы скрыть внезапно проступивший на щеках румянец, стала проворно орудовать иглой.
Григорий надел гимнастерку, нахмурился, пошевелил плечами.
- Тебе с ними лучше! - сказала Наталья, с нескрываемым восхищением глядя на мужа.
Но он косо посмотрел на свое левое плечо, вздохнул:
- Век бы их не видать. Ничего-то ты не понимаешь!
Они еще долго сидели в горнице на сундуке, взявшись за руки, молча думая о своем.
Потом, когда смерклось и лиловые густые тени от построек легли на остывшую землю, пошли в кухню вечерять.
И вот прошла ночь. До рассвета полыхали на небе зарницы, до белой зорьки гремели в вишневом саду соловьи. Григорий проснулся, долго лежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в певучие и сладостные соловьиные выщелки, а потом тихо, стараясь не разбудить Наталью, встал, оделся, вышел на баз.
Пантелей Прокофьевич выкармливал строевого коня, услужливо предложил:
- Сем-ка я его свожу искупаю перед походом?
- Обойдется, - сказал Григорий, ежась от предутренней сырости.
- Хорошо выспался? - осведомился старик.
- Дюже спал! Только вот соловушки побудили. Беда, как они разорялись всю ночь!
