- Дивизию я туда не поведу, - устало проговорил Григорий и полез в карман шаровар за платком. Кружевной Натальиной утиркой еще раз вытер пот со лба, повторил: - Дивизию туда не поведу.
- Это почему?
- Перегруппировка займет много времени...
- Это вас не касается. За исход операции отвечаю я.
- Нет, касается, и отвечаете не только вы...
- Вы отказываетесь выполнить мое приказание? - с видимым усилием сдерживая себя, хрипло спросил Фицхелауров.
- Да.
- В таком случае потрудитесь сейчас же сдать командование дивизией! Теперь мне понятно, почему не был выполнен мой вчерашний приказ...
- Это уж как вам угодно, только дивизию я не сдам.
- Как прикажете вас понимать?
- А так, как я сказал. - Григорий чуть заметно улыбнулся.
- Я вас отстраняю от командования! - Фицхелауров повысил голос, и тотчас же Григорий встал.
- Я вам не подчиняюсь, ваше превосходительство!
- А вы вообще-то кому-нибудь подчиняетесь?
- Да, командующему повстанческими силами Кудинову подчиняюсь. А от вас мне все это даже удивительно слухать... Пока мы с вами на равных правах. Вы командуете дивизией, и я тоже. И пока вы на меня не шумите... Вот как только переведут меня в сотенные командиры, тогда - пожалуйста. Но драться... - Григорий поднял грязный указательный палец и, одновременно и улыбаясь, и бешено сверкая глазами, закончил: - ...драться и тогда не дам!
Фицхелауров встал, поправил душивший его воротник, с полупоклоном сказал:
- Нам больше не о чем разговаривать. Действуйте как хотите. О вашем поведении я немедленно сообщу в штаб армии, и, смею вас уверить, результаты не замедлят сказаться. Военно-полевой суд у нас пока действует безотказно.
Григорий, не обращая внимания на отчаянные взгляды Копылова, нахлобучил фуражку, пошел к дверям, На пороге он остановился, сказал:
- Вы сообчайте, куда следует, но меня не пужайте, я не из полохливых... И пока не трожьте меня. - Подумал и добавил: - А то боюсь, как бы вас мои казаки не потрепали... - Пинком отворил дверь, гремя шашкой, размашисто зашагал в сенцы.
На крыльце его догнал взволнованный Копылов.
- Ты с ума сошел, Пантелеевич! - шепнул он, в отчаянии сжимая руки.
- Коней! - зычно крикнул Григорий, комкая в руках плеть.
Прохор подлетел к крыльцу чертом.
