На сходе татарцы решили выезжать всем хутором. Двое суток бабы пекли и жарили казакам на дорогу всякую снедь. Выезд назначен был на 12 декабря. С вечера Пантелей Прокофьевич уложил в сани сено и овес, а утром, чуть забрезжил рассвет, надел тулуп, подпоясался, заткнул за кушак голицы, помолился богу и распрощался с семьей.
Вскоре огромный обоз потянулся из хутора на гору. Вышедшие на прогон бабы долго махали уезжавшим платками, а потом в степи поднялась поземка, и за снежной кипящей мглой не стало видно ни медленно взбиравшихся на гору подвод, ни шагавших рядом с ними казаков.
Перед отъездом в Вешенскую Григорий увиделся с Аксиньей. Он зашел к ней вечером, когда по хутору уже зажглись огни. Аксинья пряла. Около нее сидела Аникушкина вдова, вязала чулок, что-то рассказывала. Увидев постороннюю, Григорий коротко сказал Аксинье:
- Выйди ко мне на минуту, дело есть.
В сенях он положил ей руку на плечо, спросил:
- Поедешь со мной в отступление?
Аксинья долго молчала, обдумывая ответ, потом тихо сказала:
- А хозяйство как же? Дом?
- Оставишь на кого-нибудь. Надо ехать.
- А когда?
- Завтра заеду за тобой.
Улыбаясь в темноте, Аксинья сказала:
- Помнишь, я тебе давно говорила, что поеду с тобой хучь на край света. Я и зараз такая. Моя любовь к тебе верная. Поеду, ни на что не погляжу! Когда тебя ждать?
- На вечер. Много с собой не бери. Одежу и харчей побольше, вот и все. Ну, прощай пока.
- Прощай. Может, зашел бы?.. Она зараз уйдет. Целый век я тебя не видала... Милый мой, Гришенька! А я уж думала, что ты... Нет! Не скажу.
- Нет, не могу. Мне зараз в Вешки ехать, прощай. Жди завтра.
