- Только холодной воды, снеговой. - Помолчала и внятно произнесла: Кличьте Гришу.
- Я тут. Чего ты хочешь, Ксюша? - Григорий взял ее руку, погладил неумело и застенчиво.
- Не бросай меня, Гришенька!
- Не брошу я. С чего ты берешь?
- Не бросай в чужой стороне... Помру я тут.
Прохор подал воды. Аксинья жадно припала спекшимися губами к краю медной кружки, отпила несколько глотков, со стоном уронила голову на подушку. Через пять минут она бессвязно и невнятно заговорила, Григорий, сидевший у изголовья, разобрал несколько слов: "Надо стирать... подсиньки добудь... рано..." Невнятная речь ее перешла в шепот. Прохор покачал головой, с укором сказал:
- Говорил тебе, не бери ее в дорогу! Ну, что теперь будем делать? Наказание, да и только, истинный бог! Ночевать тут будем? Оглох ты, что ли? Ночевать, спрашиваю, тут будем или тронемся дальше?
Григорий промолчал. Он сидел сгорбясь, не сводя глаз с побледневшего лица Аксиньи. Хозяйка - радушная и добрая женщина, - указывая глазами на Аксинью, тихонько спросила у Прохора:
- Жена ихняя? И дети есть?
- И дети есть, все есть, одной удачи нам нету, - бормотнул Прохор.
Григорий вышел во двор, долго курил, присев на сани. Аксинью надо было оставлять в поселке, дальнейшая поездка могла окончиться для нее гибелью. Это было Григорию ясно. Он вошел в дом, снова присел к кровати.
- Будем ночевать, что ли? - спросил Прохор.
- Да. Может, и завтра перестоим.
Вскоре пришел хозяин - низкорослый и щуплый мужик с пронырливыми бегающими глазами. Постукивая деревяшкой (одна нога его была отнята по колено), он бодро прохромал к столу, разделся, недоброжелательно покосился на Прохора, спросил:
- Господь гостей дал? Откуда? - И, не дожидаясь ответа, приказал жене: - Живо дай что-нибудь перехватить, голодный я, как собака!
