- Ничего я не боюсь, а между прочим думаю: случись какая-нибудь заварушка - и ты переметнешься на другую сторону.
- Я мог бы там перейти к полякам, как ты думаешь? У нас целая часть перешла к ним.
- Не успел?
- Нет, не схотел. Я отслужил свое. Никому больше не хочу служить. Навоевался за свой век предостаточно и уморился душой страшно. Все мне надоело, и революция и контрреволюция. Нехай бы вся эта... нехай оно все идет пропадом! Хочу пожить возле своих детишек, заняться хозяйством, вот и все. Ты поверь, Михаил, говорю это от чистого сердца!
Впрочем, никакие заверения уже не могли убедить Кошевого, Григорий понял это и умолк. Он испытал мгновенную и горькую досаду на себя. Какого черта он оправдывался, пытался что-то доказать? К чему было вести этот пьяный разговор и выслушивать дурацкие проповеди Михаила? К черту! Григорий встал.
- Кончим этот никчемушний разговор! Хватит! Одно хочу тебе напоследок сказать: против власти я не пойду до тех пор, пока она меня за хрип не возьмет. А возьмет - буду обороняться. Во всяком случае, за восстание голову подкладать, как Платон Рябчиков, не буду!
- Это как, то есть?
- Так. Пущай мне зачтут службу в Красной Армии и ранения, какие там получил, согласен отсидеть за восстание, но уж ежели расстрел за это получать - извиняйте! Дюже густо будет!
Михаил презрительно усмехнулся:
- Тоже моду выдумал! Ревтрибунал или Чека у тебя не будет спрашивать, чего ты хочешь и чего не хочешь, и торговаться с тобой не будут. Раз проштрафился - получай свой паек с довеском. За старые долги надобно платить сполна!
- Ну, тогда поглядим.
- Поглядим, ясное дело.
Григорий снял пояс и рубашку, кряхтя, стал разуваться.
- Делиться будем? - спросил он, с чрезмерным вниманием разглядывая отпоровшуюся подметку на сапоге.
- У нас дележ короткий: подправлю свою хатенку и перейду туда.
- Да, давай уж как-нибудь расходиться. Ладу у нас с тобой не будет.
- Не будет, - подтвердил Михаил.
- Не думал, что ты обо мне такого мнения... Ну что ж...
- Я сказал прямо. Что думаю, то и сказал. В Вешенскую когда поедешь?
- Как-нибудь, днями.
- Не как-нибудь, а надо ехать завтра.
- Я шел пешком почти сорок верст, подбился, завтра отдохну, а послезавтра пойду на регистрацию.
- Приказ есть такой: регистрироваться немедленно. Ступай завтра.
- День-то отдохнуть надо? Не убегу же я.
- А черт тебя знает. Я за тебя отвечать не хочу.
- До чего же ты сволочной стал, Михаил! - сказал Григорий, не без удивления разглядывая посуровевшее лицо бывшего друга.
- Ты меня не сволочи! Я к этому не привык... - Михаил перевел дух и повысил голос: - Эти, знаешь, офицерские повадки бросать надо! Отправляйся завтра же, а ежли добром не пойдешь - погоню под конвоем. Понятно?
- Теперь все понятно... - Григорий с ненавистью посмотрел в спину уходившему Михаилу, не раздеваясь лег на кровать.
Что ж, все произошло так, как и должно было произойти. И почему его, Григория, должны были встречать по-иному? Почему, собственно, он думал, что кратковременная честная служба в Красной Армии покроет все его прошлые грехи? И, может быть, Михаил прав, когда говорит, что не все прощается и что надо платить за старые долги сполна?
...Григорий видел во сне широкую степь, развернутый, приготовившийся к атаке полк. Уже, откуда-то издалека неслось протяжное: "Эскадро-о-он..." когда он вспомнил, что у седла отпущены подпруги. С силой ступил на левое стремя - седло поползло под ним... Охваченный стыдом и ужасом, он прыгнул с коня, чтобы затянуть подпруги, и в это время услышал мгновенно возникший и уже стремительно удалявшийся грохот конских копыт.
