–  А ты собираешься схитрить    – съехидничал Сунь У  кун,  – так знай, что если ты не будешь плакать, я не смогу оживить императора.

–  Отправляйся, брат, по своим делам, а я уж как  нибудь без тебя обойдусь,  – отвечал Чжу Ба  цзе.

–  Но ведь оплакивать можно разными способами,  – продолжал Сунь У  кун.  – Можно просто кричать – это называется голосить. Можно пустить слезу. Но по  настоящему нужно причитать и плакать так, чтобы за душу взяло!

–  Ну  ка я попробую!  – сказал Чжу Ба  цзе.

Тут он достал откуда  то клочок бумаги, скрутил трубочки, воткнул себе в нос и стал громко чихать. Наконец глаза его увлажнились слезами, которые текли безостановочно. В то же время он монотонным голосом причитал, говорил о счастье, которое было, и о постигшем несчастье. Он плакал до того прочувствованно и жалобно, что у Трипитаки даже защемило сердце и показались на глазах слезы.

–  Вот это настоящий надгробный плач!  – улыбаясь, сказал Сунь У  кун.  – Но смотри не останавливайся. Как только ты прекратишь плач, я тотчас же узнаю об этом и всыплю тебе, мерзавец, двадцать ударов своим посохом.

–  Иди, иди,  – смеясь, сказал Чжу Ба  цзе.  – Я могу плакать хоть два дня подряд.

Ша  сэн слушал, слушал, затем пошел отыскал несколько ароматных свечей и, вернувшись, зажег их.

–  Ну, вот и чудесно!  – смеясь, сказал Сунь У  кун.  – Каждый из нас проявил почтительность и уважение. Теперь мне будет легче выполнить свою задачу.

Наступила полночь. И вот наш чудесный Мудрец распростился с учителем и своими братьями и взмыл в облака. В один миг он очутился у Южных ворот неба и, минуя зал Священного небосвода и дворец Северной звезды, проследовал прямо на тридцать третье небо, во дворец Тушита, туда, где неведома печаль. Великий Лао  цзюнь сидел посреди своей чудесной мастерской, где изготовлялся эликсир жизни. Слуги, размахивая банановыми веерами, раздували огонь в очаге.

Завидев Сунь У  куна, Лао  цзюнь предупредил слуг:

–  Будьте осторожны! Разбойник, похитивший эликсир бессмертия, снова явился сюда!

–  Почтенный господин,  – молвил Сунь У  кун, приветствуя Лао  цзюня,  – не следует так обижать человека. Зачем остерегаться меня   Теперь я уж ничего подобного себе не позволяю.

Но Лао  цзюнь не унимался.

–  Ты, негодяй,  – продолжал он ворчать.  – Пятьсот лет назад ты учинил в небесных чертогах буйство, украл у меня почти весь эликсир бессмертия и лишь потом был пойман бессмертным Эр  ланом, который доставил тебя в мою мастерскую на сорок девять дней. Сколько угля я потратил, чтобы переплавить тебя! Потом тебе посчастливилось освободиться; ты принял буддизм и теперь сопровождаешь Танского монаха в Индию. А помнишь на горе Пиндиншань, когда ты дрался с волшебником   Ты ни за что не хотел возвращать мне мои талисманы. Зачем же ты сейчас пожаловал сюда  

–  Ну, ваши талисманы я тогда, на горе Пиндиншань, вернул вам сразу же. Почему же вы ругаетесь и продолжаете в чем  то подозревать меня  

–  Отчего ты не пришел обычным путем, а проник в мой дворец тайком    – спросил Лао  цзюнь.

–  После того как мы с вами расстались,  – начал рассказывать Сунь У  кун,  – мы пришли в страну Уцзиго, на западе. Правитель этой страны был обманут волшебником, который явился к нему под видом даоса, а затем поднял ураган и погубил самого правителя. После этого волшебник превратился в точную копию правителя и занял трон. И вот вчера ночью, когда наш учитель читал священные книги в монастыре Бао  линь, душа погибшего правителя явилась к нему и попросила, чтобы я помог восстановить справедливость и уничтожил волшебника. Однако доказать, что волшебник совершил преступление, я не мог; поэтому мы с Чжу Ба  цзе ночью проникли в императорский сад, взломали ворота и нашли тело императора, которое находилось в хрустальном колодце и осталось целым и невредимым. Мы доставили его в монастырь. И когда наш учитель увидел покойника, он проявил к нему сострадание и велел мне любым способом вернуть его к жизни. Однако спуститься в царство мрака и разыскать там душу императора он не разрешил. В общем, я не знаю, как вернуть императора к жизни, и вот пришел сейчас к вам за советом. Умоляю, пожалейте меня, дайте тысячу пилюль бессмертия.

–  Что за вздор!  – возмутился Лао  цзюнь.  – Дать ему тысячу пилюль бессмертия! Да что это, какая  нибудь каша, что ли   Не из земли же они делаются  !

Лао  цзюнь даже плюнул с досады и закричал:

–  Убирайся вон! Ничего у меня нет!

–  Ну, тогда дайте хоть сто пилюль!  – примирительным тоном произнес Сунь У  кун.

–  И ста у меня нет,  – отрезал Лао  цзюнь.

–  Ладно, я согласен на десяток,  – продолжал Сунь У  кун.

–  Ну что за надоедливая обезьяна!  – вышел из себя Лао  цзюнь.  – Ничего у меня нет, понимаешь, ничего! Уходи ты отсюда, прошу тебя!