Здесь когда  то душистых вздымалось,

Сколько душ одиноких и сирых

Золотой талисман исцелил!

Сад покоя стоял здесь когда  то,

Но одно лишь названье осталось.

Где ж его основатель великий,

Что с архатами прежде дружил  

 

Танский монах и его спутники медленно прогуливались, любуясь лунным сиянием. Они вышли из задних ворот монастыря, взошли на террасу и только было расположились на ней, как до их слуха донесся чей  то плач. Сюань  цзан прислушался: кто  то жаловался, взывая к родителям. Комок подступил к горлу сердобольного наставника, и слезы закапали из глаз.

–  Кто это так горько плачет    – спросил он сквозь слезы, обернувшись к монахам, сопровождавшим его.  – Откуда этот плач  

Настоятель монастыря ответил не сразу. Он велел всем своим монахам удалиться и приготовить чай. Когда он убедился, что вблизи никого нет, он низко поклонился Сюань  цзану и Сунь У  куну.

–  Что ты, владыка    – воскликнул Сюань  цзан.  – За что воздаешь нам такие почести  

–  Мне уже больше ста лет, и я кое  чему научился за свой век,  – отвечал настоятель.  – В часы блаженного созерцания мне не раз приходилось видеть знамения, и я кое  что знаю о тебе, уважаемый наставник, и о твоих учениках: вы – не простые смертные. Только твой ученик может понять истинную причину этого плача.

–  Да говори, в чем дело!  – нетерпеливо перебил его Сунь У  кун.

–  Много лет тому назад, в этот же день, я наблюдал сияние луны, вникая в ее природу. Вдруг зашелестел порыв ветра, и я услышал этот же горестный, скорбный плач. Я сошел со своего монашеского ложа и направился в Сад покоя к развалинам. Там я увидел деву замечательной красоты, весьма благопристойную на вид. Я спросил ее:   Чья ты дочь   Как попала сюда и зачем    . Она ответила мне:   Я царевна, дочь правителя страны Зарослей небесного бамбука. Мне захотелось полюбоваться цветами при лунном свете, и я вышла погулять, а порыв ветра унес меня сюда!  .Тогда я отвел ее в пустое помещение, запер там, обложил помещение каменными стенами, наподобие темницы, а в дверях проделал небольшое отверстие, через которое можно было просунуть только плошку с едой. В тот же день я сообщил монахам, что поймал оборотня, связал его и запер. Монахи мои, люди жалостливые, не могли допустить, чтобы дева погибла, и каждый день приносили ей еду и питье. Так она и живет здесь по сей день. Надо вам сказать, что дева эта оказалась очень смышленой: она сразу же поняла, почему я заточил ее. Опасаясь, что кто  нибудь из монахов все же осквернит ее тело, она притворилась сумасшедшей и чудит: лежит и спит там же, где отправляет свои естественные надобности. Днем она несет всякую чушь или сидит, тупо уставившись в одну точку, а когда наступает ночь и воцаряется тишина, мысль о родителях овладевает ею, и она начинает плакать. Много раз я ходил в город, узнавал про царевну, но мне говорили, что та жива и здорова. Вот почему я и не выпускаю эту деву и все время держу ее на запоре. К великому счастью, ныне ты, уважаемый наставник, прибыл в нашу страну, и я возлагаю на тебя все свои надежды. Прошу тебя, когда будешь в столице нашей страны, прояви свои волшебные силы, проникни в эту тайну. Тем самым ты, во  первых, спасешь из беды доброе и невинное существо; во  вторых, покажешь свое волшебство.

Танский наставник и Сунь У  кун крепко запомнили все, что сказал им настоятель.

Пока они разговаривали, подошли два послушника звать к чаю, и все вернулись в монастырь.

Чжу Ба  цзе и Ша  сэн, которые находились в келье настоятеля, все время ворчали.

–  Завтра с петухами надо отправляться в путь, а их все нет!

–  Ну  ка, повтори, что ты сказал    – набросился Сунь У  кун на Чжу Ба  цзе, входя в келью.

–  Ложись  ка лучше спать,  – отвечал тот,  – нашел время любоваться природой!

Настоятель поспешил покинуть их, а Танский наставник сразу же лег в постель.

Ночь была поистине прекрасна. Вот послушайте:

 

Смолкли люди в домах,

И луна в небесах потонула,

И в глубокой дремоте

Устало притихли цветы.

Теплым ветром в окошко

Сквозь занавес легкий дохнуло,

Все уснуло, лишь звезды

На землю глядят с высоты.

А из медных сосудов

Вода равномерно сочится,

Вот уж третий сосуд

Постепенно, по капле, иссяк.

Млечный Путь серебром

Отражается на черепице –

Это кровли кумирен

Блестят сквозь полуночный мрак.

 

Вскоре после того как наши путники уснули, запели петухи. Проезжие купцы поднялись, начали шумно собираться в дорогу, зажгли фонари и принялись готовить пищу. Наш наставник тоже проснулся, разбудил Чжу Ба  цзе и Ша  сэна, велел им оседлать коня и собрать вещи. Сунь У  кун позвал служку и велел ему зажечь фонари. Монахи монастыря уже успели приготовить чай и разную еду. Они расположились на заднем дворе и почтительно ожидали Танского наставника. Чжу Ба  цзе на радостях съел целое блюдо хлебцев, подхватил поклажу и вывел коня. Сюань  цзан и Сунь У  кун поблагодарили монахов за радушие и распрощались с ними. Напутствуя Сунь У  куна, настоятель монастыря шепнул ему:   Помни, помни, что я рассказал тебе о страданиях девушки!  .

–  Не забуду, почтеннейший!  – улыбаясь, ответил ему Сунь У  кун.  – Как только мы прибудем в столицу, я сразу же узнаю обо всем. Мне достаточно поглядеть на царевну, чтобы определить, кто она на самом деле!

Проезжие купцы с шумом и криками отправились вместе с нашими путниками и вышли на большую дорогу. Когда они проходили заставу Петушиный крик уже наступил час инь, и только к часу сы они увидели стены столичного города.