Веют знойные ветры,

И, жаркою ленью объяты,

Мысли тянутся смутной,

Медлительною чередой.

Во дворцовых дворах

Тихо сочные зреют гранаты,

И на солнце подсолнух

Уже налился золотой.

А полуденный сон

Легкий звук потревожил незримо:

Это флейты напев

Разливается чистой волной.

Аромат ненюфара струится

И запах чилима,

И порыв ветерка

Их доносит под полог цветной.

 

Стих на картине, изображающей осенний вид, звучал тоскливо:

 

Наклонясь над могилою,

Листья желтеют резные

На печальном утуне –

Свидетеле горестных дней,

И запахнуты плотно

В домах занавески дверные,

Потому что ночами

Становится все холодней.

  День заветный   настал.

И, приметы его узнавая,

С милым краем прощается

Ласточек дружных семья,

И гусиная стая,

Камыш на прибрежье ломая,

Устремляется ввысь,

Улетая в чужие края.

 

Стих на картине, изображающей зиму, был совсем грустный:

 

Облака пролетают,

И тусклое небо дождливо,

Всюду холод и мгла.

Застилает туман берега.

Скоро северный ветер

Дохнет над землей сиротливой,

И на тысячи гор

Серебристые лягут снега.

А из горниц укромных

Тепло по дворцу заструилось:

Там жаровни узорные

Докрасна раскалены.

Говорят, что вчера

Снова слива в саду распустилась,

И дворцовые лестницы

Юных красавиц полны.

 

Правитель заметил, с каким интересом Танский монах читал стихи.

–  Уважаемый зять!  – воскликнул он.  – Ты, верно, сам любишь сочинять стихи, раз с таким любопытством смотришь на эти строфы. Если тебе не жаль своих слов, драгоценных, словно яшма или жемчуг, то, прошу тебя, сложи стихи в подражание этим.

Танский наставник был до того увлечен сопоставлением стихов и рисунков, так ясно представлял себе, что было на душе у художника и поэта, что невольно тут же сложил стих:

 

Солнышко греет, лед весь растаял,

Творить начинает земля…

 

Государь очень обрадовался и обратился к своему телохранителю:

–  Принеси скорей кисть, тушечницу и бумагу! Мы попросим нашего зятя записать стихи, которые он сложил, а потом на досуге будем наслаждаться ими.

Наставник, вдохновленный удачей, не стал отказываться. Он взял писчую кисть и написал в подражание каждому стихотворению свое четверостишие.

К изображению весеннего пейзажа:

 

Снова солнышко греет,

И льдины темнеют и тают,

И, от сна пробуждаясь,

Творить начинает земля.

А в дворцовом саду

Молодые цветы расцветают,

Так легко и шутливо

Свои лепестки шевеля.

Вест ласковый ветер,

Колышется рис на равнине,

Льется дождь благодатный –

Все радует сердце крестьян.

Стихли волны морей,

Снова реки прозрачны и сини,

И тревоги исчезли,

Как тает на солнце туман.

 

К изображению летнего пейзажа:

 

Долго тянутся дни,

Не спешат разгореться закаты.

Звездный Ковш в небесах

Устремлен на полуденный край.

Как багряным огнем,

Лепестками оделись гранаты,

Облаками цветов

С ними спорят деревья хуай.

В старых парках дворца,

Среди зарослей ивы плакучей

Песня иволги вьется

И крики стрижей над рекой.

Свежий ветер струит

Отголоски их звонких созвучий

И под полог багряный

Доносит в дворцовый покой.

 

К изображению осеннего пейзажа:

 

Запах спелых плодов

Долетает из каждого сада,

Мандарин еще зелен,

Зато пожелтел апельсин.

Кипарисы и сосны темнеют.

Они словно рады,

Что серебряный иней

Покрыл их до самых вершин.

Приоткрыв лепестки,

Сотни астр вдоль оград запестрели,

Разноцветным узором

Блестя, как живая парча.

Где  то слышится песня

И вместе с напевом свирели

К облакам улетает,

В осенних просторах звуча.

 

К изображению зимнего пейзажа:

 

Как ясны небеса

После нескольких дней снегопада!

Легок воздух морозный,

И снег под ногами хрустит.

Удивительной стала

Хребта голубая громада,

Скал причудливый гребень,

Как белая яшма, блестит.

В печках тлеет кизяк,

Тянет запахом добрым и милым:

Это пахнет из комнат

Топленым, густым молоком.

Звонко девы поют,

Прислонясь к изумрудным перилам,

И в цветных рукавах

Прячут зябкие ручки тайком.

 

Правитель еще больше обрадовался, когда прочел эти стихи, так подходившие к стихам на картинах. От удовольствия он даже прочел вслух последнюю строку:   Звонко девы поют, прислонясь к изумрудным перилам, и в цветных рукавах прячут зябкие ручки тайком  . Правитель тут же велел переложить на музыку стихи Сюань  цзана, и весь день музыканты их исполняли.

В это время Сунь У  кун, Чжу Ба  цзе и Ша  сэн пировали в беседке Весна. Каждый из них хлебнул несколько чарок вина и слегка захмелел. Они собрались было пойти за своим наставником, но, увидев, что он сидит вместе с правителем, раздумали. Чжу Ба  цзе разобрал хмель, и он принялся горланить:

–  Эх  ма! До чего же весело живется! Сегодня уж я наелся и напился как следует! Пока сыт, надобно пойти поспать!

–  Да разве можно!  – засмеялся Ша  сэн.  – Ты, братец, видно, совсем не занимался самоусовершенствованием. Как же можно сразу спать после такой сытной еды  

–  Что ты понимаешь!  – возразил Чжу Ба  цзе.  – Есть такая пословица:   Кто поевши не растянется, тот жир себе не нагуляет!  .