– Сестрица, ты выздоровела? Как давно мы с тобой не виделись! Зачем тебя так закутали? – И он протянул руку, собираясь поднять покрывало. От волнения у матушки Цзя выступил холодный пот.
«Нельзя поступать опрометчиво, – подумал тут Баоюй, – сестрица Дайюй может рассердиться…»
Постояв в нерешительности, он все же собрался с духом и приподнял покрывало. Сваха взяла покрывало и удалилась, а на месте Сюэянь появилась Инъэр.
Баоюй был ошеломлен – перед ним сидела Баочай. Он протер глаза, поднял фонарь, пригляделся. Сомнений нет – это Баочай!
В роскошном одеянии, стройная и изящная, с пышной прической, она сидела потупив глаза и затаив дыхание. Она была хороша, как лотос, поникший под тяжестью росы, прелестна, словно цветок абрикоса в легкой дымке.
Больше всего поразило Баоюя то, что на месте Сюэянь рядом с невестой стояла Инъэр. Все происходящее казалось юноше кошмарным сном. К нему подбежали служанки, усадили, взяли из рук у него фонарь. Баоюй тупо смотрел в одну точку, не произнося ни слова. Матушка Цзя опасалась, как бы юноше не стало хуже, и окликнула его, стараясь отвлечь от мрачных мыслей.
Фэнцзе и госпожа Ю поспешили увести Баоюя во внутренние покои. Баочай, тоже подавленная, все время молчала.
Баоюй, словно очнувшись, тихонько подозвал Сижэнь и спросил:
– Где я? Не сон ли все это?
– У тебя нынче счастливый день, – отвечала девушка. – Какой же это сон? Не болтай глупостей! Отец услышит!
– А что за красавица сидит там в комнате? – с опаской осведомился Баоюй, указывая пальцем на дверь.
Сижэнь зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться, и после длительной паузы ответила:
– Это – твоя жена, теперь ее надо называть второй госпожой.
Служанки отвернулись, стараясь скрыть улыбки.
– Ну и дура же ты! – вспылил Баоюй. – Ты мне скажи, кто она, эта «вторая госпожа»?
– Барышня Баочай.
– А барышня Дайюй?
– Отец решил женить тебя на барышне Баочай, – проговорила Сижэнь, – а ты болтаешь о барышне Дайюй.
– Но ведь здесь только что была барышня Дайюй, а с нею – Сюэянь, я видел ее собственными глазами, – не унимался Баоюй. – А ты говоришь, барышни Дайюй здесь нет… Вы что, шутить со мной вздумали?!
– Хватит болтать! Услышит барышня Баочай, обидится, – шепнула на ухо юноше Сижэнь. – И бабушка на тебя будет сердиться!
В голове Баоюя снова все перепуталось, события нынешней ночи повергли его в смятение, и он стал громко требовать, чтобы тотчас же привели Линь Дайюй. Никакие уговоры не помогали. Баоюй ничего не соображал, тем более что говорили все тихо, опасаясь, как бы не услышала Баочай.
Поняв, что у Баоюя новый приступ болезни, матушка Цзя приказала воскурить благовония для успокоения его души, а самого его отвести спать.
В доме наступила мертвая тишина.
Через некоторое время Баоюй забылся тяжелым сном, а матушка Цзя, немного успокоившись, решила посмотреть, что будет утром. Она лишь попросила Фэнцзе убедить Баочай лечь отдохнуть.
Баочай, напустив на себя равнодушный вид, как была, в платье, легла на постель.
Цзя Чжэну не положено было входить в покои новобрачных. Он не представлял себе, что там происходит, и только радовался, что церемония уже позади. Следующий день был счастливым для отъезда, и Цзя Чжэну предстояло отправиться в путь. Поэтому он решил лечь спать – ведь с утра надо было попрощаться со всеми и принять пожелания счастливого пути.
Матушка Цзя, увидев, что Баоюй уснул, возвратилась к себе.
Едва встав наутро с постели, Цзя Чжэн первым долгом совершил поклонение в кумирне предков, после чего пришел прощаться с матушкой Цзя.
– Я уезжаю в дальние края, – сказал он, – и прежде всего хотел бы попросить вас, матушка, заботиться о своем здоровье. Обо мне не беспокойтесь – как только прибуду к месту службы, сразу пришлю письмо и поклон. Баоюя вы женили по своему желанию, так не оставляйте мальчика советами и наставлениями!
Чтобы Цзя Чжэн в пути не беспокоился, матушка Цзя скрыла от него новый приступ болезни Баоюя, только сказала:
– Вообще говоря, Баоюю следовало бы тебя проводить. Однако он еще не оправился от болезни, к тому же накануне утомился, да и вообще может схватить простуду. Вот я и спрашиваю тебя: если хочешь, я велю ему тебя проводить, но если он тебе дорог, пусть просто поклонится тебе на прощание.
– Зачем ему меня провожать? – возразил Цзя Чжэн. – Пусть лучше по‑настоящему примется за учебу, это и будет для меня радостью.
Слова сына успокоили матушку Цзя, она велела Цзя Чжэну сесть, а сама позвала Юаньян и приказала:
– Позови Баоюя, и пусть с ним придет Сижэнь…
Юаньян ушла, и через некоторое время явился Баоюй. Он был ко всему безучастен и поклонился отцу, лишь когда напомнили. Однако все радовались, что ведет он себя как будто нормально и не огорчает Цзя Чжэна.
Цзя Чжэн дал сыну несколько наставлений, после чего велел служанкам увести его, а сам отправился в покои госпожи Ван и настоятельно ей советовал поучать сына.
– Ни в коем случае не позволяй ему своевольничать, – говорил он. – В будущем году состоятся провинциальные экзамены, он непременно должен принять в них участие.
Госпожа Ван внимательно выслушала мужа, ни в чем ему не переча, когда же Цзя Чжэн умолк, приказала привести Баочай, чтобы та поклонилась свекру и совершила церемонии, положенные молодой жене во время проводов родных.
Родственники по женской линии проводили Цзя Чжэна до ворот и возвратились домой. Цзя Чжэнь и другие младшие родственники по мужской линии проводили Цзя Чжэна до первой станции в десяти ли от города и после прощального пира расстались с ним.
О том, как Цзя Чжэн совершал путь к месту службы, мы рассказывать не будем. Что же до Баоюя, то он с этих пор окончательно лишился рассудка и перестал есть.
Если хотите узнать о дальнейшей судьбе юноши, прочтите следующую главу.
