– Девочки выросли, им пора замуж, – заметила госпожа Ван. – Выдашь дочь за местного чиновника, а кто поручится, что его не переведут в другое место?! Главное, чтобы дети счастливы были! Взять, к примеру, Инчунь! Живет совсем близко, а что толку! Вечно ссорится с мужем, дело доходит до того, что ее не кормят. А пошлем что‑нибудь, – не передают. От мужа одни упреки. Будто мы у них деньги взяли и не возвращаем. Родных навестить – и то не разрешают. Не видать нашей девочке счастья! Я соскучилась и недавно послала женщин навестить ее, но Инчунь к ним даже не вышла. Тогда они сами пошли к ней. Смотрят, девочка наша в легком старом платьишке, а день был холодный. Заплакала она, умолять стала: «Не рассказывайте дома, как я тут мучаюсь. Это мне наказание за грехи! И присылать ничего не надо, ни из одежды, ни из съестного, – все равно не передадут да еще поколотят за то, что я будто бы жалуюсь». Подумать только, что все происходит почти у нас на глазах. От этого еще тяжелее! А отец с матерью равнодушны к страданиям дочери! Поистине девочке живется хуже, чем нашей самой последней служанке! Но у Таньчунь, я думаю, муж будет хороший, раз мой супруг согласился на сватовство. Хочу попросить вас, почтенная госпожа, назначить несколько слуг и выбрать счастливый день, когда можно будет отправить Таньчунь к месту службы отца. Дело важное, и подготовиться надо тщательно, чтобы муж мой остался доволен.
– Твой муж решил, ты и распорядись! – приказала матушка Цзя. – Выбери счастливый день и отправь девочку!
– Слушаюсь, – отозвалась госпожа Ван.
Баочай, слышавшая разговор госпожи Ван с матушкой Цзя, не осмеливалась произнести ни слова и лишь с горечью думала: «Таньчунь – самая умная из барышень нашей семьи, а сейчас ее отдают замуж в дальнюю местность. Поистине все меньше и меньше остается в доме достойных людей».
Вскоре госпожа Ван попрощалась с матушкой Цзя и вышла из комнаты, Баочай последовала за ней и возвратилась к себе, но ни словом не обмолвилась Баоюю о том, что слышала. Заметив сидевшую в одиночестве Сижэнь с вышиванием в руках, Баочай рассказала ей о предстоящем замужестве Таньчунь, чем очень огорчила девушку.
Между тем наложница Чжао, прослышав, что Таньчунь выдают замуж, обрадовалась.
«Эта девчонка больше всех презирает меня! – думала она. – Даже матерью не считает. Я для нее хуже служанки! А вот о других заботится! Когда в доме распоряжалась она, Цзя Хуань шагу ступить не смел. Уедет – нам станет свободнее! Уважения от нее не дождешься, и я со спокойной совестью могу пожелать ей такой доли, как Инчунь».
Чжао побежала к Таньчунь сообщить новость.
– Барышня, – не без злорадства произнесла она, – вы теперь будете занимать высокое положение. Разумеется, у мужа вам будет лучше, чем дома, и вам надо поскорее переехать к нему! Я хоть вас и растила, но благодарности за это не видела. Всегда плохой была для вас. И все же я надеюсь, что вы обо мне не забудете!
Слушая ее болтовню, Таньчунь не отрывалась от вышиванья и не произносила ни слова.
Так и ушла наложница Чжао, сдерживая негодование.
Оставшись одна, Таньчунь рассердилась, затем рассмеялась, потом ей стало обидно до слез, и, чтобы рассеять печаль, она отправилась навестить Баоюя.
– Сестрица, я слышал, ты была возле сестрицы Линь до самой ее кончины, – произнес Баоюй, как только Таньчунь вошла. – Говорят, в момент ее смерти откуда‑то донеслись звуки музыки. Это, наверное, неспроста!
– Ты думаешь? – улыбнулась Таньчунь. – Впрочем, та ночь действительно была странной и музыка необычная, так что, возможно, ты прав!
Слова девушки лишь подкрепили догадки Баоюя. Ему припомнилось, как недавно, когда его собственная душа носилась где‑то далеко, ей повстречался человек, который сказал, что Дайюй при жизни была не такой, как все люди, и после смерти не превратилась в обычного духа. Конечно, размышлял он, Дайюй была небожительницей, сошедшей в мир людей по случаю какого‑то выдающегося события! И тут он подумал о Чан Э, которую когда‑то видел на сцене в одной из пьес.
Вскоре Таньчунь ушла. Баоюй упросил матушку Цзя прислать к нему Цзыцзюань.
Та ни за что не хотела идти, но матушка Цзя и госпожа Ван приказали. Цзыцзюань все время вздыхала и хмурилась, а когда Баоюй начинал спрашивать ее о Дайюй, отвечала грубо и резко. Но Баочай не сердилась – ее восхищала преданность Цзыцзюань покойной барышне.
Сюэянь хотя и показала себя старательной в день свадьбы Баоюя, но была не слишком смышленой, поэтому Баочай попросила матушку Цзя и госпожу Ван забрать девушку и выдать замуж за одного из слуг; теперь Сюэянь жила в доме мужа. Мамке Ван, кормилице Дайюй, вскоре предстояло сопровождать на юг гроб с телом умершей. Инъэр и другие служанки перешли в услужение к матушке Цзя.
Люди, находившиеся в услужении у Дайюй, постепенно уходили, и это не могло не печалить Баоюя. Единственным утешением была мысль о том, что Дайюй небожительница, сошедшая на землю и затем возвратившаяся в мир бессмертных.
Рассказывая Сижэнь о замужестве Таньчунь, Баочай старалась говорить как можно тише, но Баоюй все равно услышал, охнул и с рыданиями повалился на кан.
– Что с тобой? – воскликнули перепуганные девушки, бросаясь к нему.
Баоюя душили рыдания, и он не мог вымолвить ни слова. Наконец, овладев собой, он воскликнул:
– Жить стало невозможно! Сестры уходят одна за другой! Сестрица Линь сделалась небожительницей. Старшая сестра Юаньчунь умерла. Второй сестре Инчунь достался в мужья негодяй. Третья сестрица Таньчунь выходит замуж в дальние края, и мы с нею больше никогда не увидимся! Сестрица Сянъюнь тоже уезжает неизвестно куда; сестрица Сюэ Баоцинь помолвлена… Неужели ни одна из сестриц не останется дома? Как мне жить одному!
Сижэнь пыталась его утешить, но Баочай только рукой махнула:
– Не надо, я сама с ним поговорю. – И обратилась к Баоюю: – Ты, значит, хочешь, чтобы сестры весь век жили рядом с тобой и не выполнили главного своего предназначения в жизни? Шла бы речь о посторонних девушках, тебя еще можно было бы понять, мужчина есть мужчина. Но сестры?! Кстати, пока еще ни одну из них не выдали замуж в чужие края. Но даже случись такое, тебе пришлось бы смириться. Все решает отец! Неужели ты думаешь, что во всей Поднебесной ты один любишь своих сестер? Рассуждай и остальные как ты, я так и осталась бы в девицах. Учатся для того, чтобы стать мудрыми и просвещенными, а ты наоборот, – чем больше учишься, тем глупее становишься. По‑твоему, нам с Сижэнь надо разъехаться по домам, а ты соберешь всех сестер, и они будут о тебе заботиться.
