– Чтоб ты подохла, чертовка! Орешь да орешь, словно мать хоронишь!
Старуха даже зубами скрипнула, но тут же спохватилась и начала ласково гладить девочку. Однако та еще громче расплакалась.
– Дрянь! – вскричала Фэнцзе. – Опять бьет ребенка! Пинъэр, поддай ей хорошенько, а Цяоцзе принеси сюда!
– Не сердитесь, госпожа, старуха не посмеет бить девочку! – произнесла Пинъэр. – Может, ненароком ее задела? Поколотить няньку можно, но ведь завтра пойдут сплетни, будто мы жестоко обращаемся с людьми!
Фэнцзе вздохнула и, помолчав, сказала:
– Погляди, на кого я похожа! Ведь если умру, некому будет позаботиться о девочке!
– Зачем так говорить, госпожа, – упрекнула ее Пинъэр. – С самого утра расстраиваете себя мыслями о смерти!
– Что ты понимаешь? – горько улыбнулась Фэнцзе. – Я давно знаю, что долго не протяну! За свои двадцать пять лет я столько всего натерпелась, что другому и во сне не приснится. Зато никогда ни в чем не знала отказа! Так что бог с ним, с долголетием.
Пинъэр чуть не расплакалась.
– Нечего притворяться! – усмехнулась Фэнцзе. – Вам моя смерть будет в радость. Вы все заодно! Я мешаю всем жить в мире и согласии! Зачем же вам такая колючка в глазу – а я жизнью не дорожу! Дочь жалко!
Пинъэр разрыдалась.
– Ладно, не реви! – оборвала ее Фэнцзе. – Не умерла же я пока! Сама первая подохнешь от слез!
– Вы так расстроили меня, госпожа! – воскликнула Пинъэр.
Вскоре Фэнцзе уснула. Но тут снаружи послышались шаги. Это вернулся Цзя Лянь. Он так и не повидался с Цю Шианем – тот уже отправился ко двору – и, раздосадованный, вернулся домой.
– Еще не вставали? – спросил Цзя Лянь прямо с порога.
– Нет, – отозвалась Пинъэр.
Цзя Лянь откинул дверную занавеску, вошел во внутреннюю комнату и воскликнул:
– Надо же! До сих пор дрыхнут!
Он потребовал чаю. Пинъэр налила. Чай оказался чуть теплым. Девочки‑служанки, как только Цзя Лянь уехал, снова улеглись спать и не успели ничего приготовить. Цзя Лянь в сердцах швырнул чашку на пол.
Фэнцзе проснулась вся в холодном поту и охнула, глядя округлившимися от ужаса глазами на рассвирепевшего Цзя Ляня и Пинъэр, подбиравшую с пола осколки чашки.
– Почему ты вернулся? – спросила Фэнцзе и, не получив ответа, повторила вопрос.
– А ты хотела, чтоб я не вернулся и околел где‑нибудь на дороге? – крикнул Цзя Лянь.
– Ну зачем так? – улыбнулась Фэнцзе. – Просто я удивилась, вот и спросила. Сердиться незачем!
– Не застал его, вот и вернулся, – проворчал Цзя Лянь.
– Наберись терпения! Завтра поедешь пораньше и застанешь.
– Что, у меня ноги казенные? – вскричал Цзя Лянь. – Мало своих хлопот, так еще чужие прибавились! И так вздохнуть некогда, минуты свободной нет! Тот, кому это нужно, знать ничего не знает, дома сидит. Пир собирается устроить в день своего рождения! Актеров пригласить! А я бегай за него!
Цзя Лянь плюнул с досады и напустился на Пинъэр.
От волнения у Фэнцзе пересохло в горле; она хотела возразить мужу, но почла за лучшее сдержаться и с улыбкой произнесла:
– Не надо кипятиться! С самого утра на меня накричал. Никто не велел тебе стараться ради чужих! Но раз уж взялся, терпи! Не понимаю, как можно думать о развлечениях, когда грозят неприятности!..
– Что зря болтать! – крикнул Цзя Лянь. – Сама у него и спроси!
– У кого? – изумилась Фэнцзе.
– У кого? У своего старшего братца!
– Так это ты о нем?
– А о ком же?
– Ну и что у него случилось, у моего братца? – спросила Фэнцзе.
– Будто слепая, сама не видишь!
– Право же, мне ничего не известно! Я человек неученый!
– Разумеется, неизвестно! – усмехнулся Цзя Лянь. – Не только тебе, но и госпоже, и тетушке тоже! Я постарался дело замять, чтобы дома не волновались, ты и так все время болеешь! Но история возмутительная! Не спроси ты, я не стал бы ничего говорить. Хороший у тебя брат, нечего сказать! Знаешь, как его прозвали?
– Откуда мне знать?
– Не знаешь? – вскричал Цзя Лянь. – Ван Жэнем его прозвали!
Фэнцзе прыснула со смеху.
– Так ведь он же Ван Жэнь и есть!
– Верно – Ван Жэнь! Только прозвище его пишут иероглифами «ван» – «забывать» и «жэнь» – «гуманность». Он и в самом деле забыл гуманность, долг и вообще все приличия!..
– Кто посмел так бессовестно очернить человека? – рассердилась Фэнцзе.
– Никто его не чернит, – возразил Цзя Лянь. – Сейчас я тебе расскажу кое‑что, тогда узнаешь, что собой представляет твой братец! Он, видите ли, задумал справить день рождения своему второму дяде Ван Цзытэну!
– Ай‑я! – воскликнула Фэнцзе. – В самом деле? А я все хотела спросить, не зимой ли день рождения второго дяди? Помню, Баоюй из года в год ездил к нему. Когда господина Цзя Чжэна повысили в чине, второй дядя Ван Цзытэн прислал труппу актеров. Я тогда сказала, что второй дядя скуп, не чета старшему, Ван Цзытэну, и живут они как кошка с собакой. А живи они дружно, разве отказался бы он помочь в устройстве похорон Ван Цзытэна?! Поэтому я и предложила в день его рождения послать труппу актеров, чтобы не остаться перед ним в долгу. Не могу понять, почему Ван Жэнь решил раньше времени устроить день рождения дяди.
