Но мать Цзиньгуй схватила тетушку Сюэ за руку и продолжала кричать:
– Говорите, как вы убили мою дочь? Дайте мне посмотреть на нее!
– Смотрите сколько хотите, только руки в ход не пускайте! – сказала жена Чжоу Жуя, оттаскивая мать Цзиньгуй в сторону. Но тут к ней подскочил приемный сын старухи и заорал:
– Не смей бить мать! Думаешь, семье Цзя все позволено?!
Он схватил стул и замахнулся на жену Чжоу Жуя.
На выручку прибежали служанки, находившиеся во внутренней комнате, и подняли невообразимый галдеж. Мать Цзиньгуй с приемным сыном разошлись вовсю и кричали:
– Знаем мы, что вы надеетесь на родственников! Только не запугаете! Нашей Цзиньгуй нет в живых и нам теперь все равно!
И старуха опять бросилась на тетушку Сюэ – служанки ничего не могли поделать. Недаром говорят: «Кто решился биться насмерть, тому и десять тысяч храбрецов не страшны».
Но в тот момент, когда скандал принял угрожающие размеры, вошел Цзя Лянь, сопровождаемый восемью слугами. Он распорядился выставить за дверь сына старухи Ся, а затем сказал:
– Прекратите скандал! Если у вас есть претензии, говорите толком… Надо прибрать помещение, сейчас придут из ведомства наказаний производить расследование!
При виде мужчины, который на нее прикрикнул, и нескольких слуг мать Цзиньгуй сразу притихла. Она не знала, какое положение Цзя Лянь занимает во дворце Жунго, и испугалась, когда сына схватили слуги. Услышав, что должны прийти из ведомства наказаний, она попросила показать ей умершую дочь. Подняв скандал, она и не подозревала, что властям все известно.
Тетушка Сюэ обезумела от страха, а жена Чжоу Жуя сказала:
– Она даже не взглянула на дочь, а сразу начала оскорблять госпожу! Мы стали ее успокаивать, но тут вбежал какой‑то нахал и стал при молодых женщинах говорить всякие непотребные слова. Неужто на него не найдется управы?!
– Нечего с ним церемониться! – закричал Цзя Лянь. – Он мужчина и должен знать свое место. Зачем было лезть туда, где находятся женщины?! Может быть, думал, что мать без него не сможет осмотреть тело умершей?! Наверняка хотел что‑нибудь стащить! Всыпьте‑ка ему как следует!
Слуги бросились выполнять приказание.
А жена Чжоу Жуя, пользуясь тем, что в комнате много народу, говорила:
– Госпожа Ся, вы ничего не знаете! Спросили бы сначала, как все произошло. Ваша дочь либо сама отравилась, либо Баочань ее отравила. На всякий случай Баочань мы связали. Надо было раньше взглянуть на тело дочери, расспросить людей, а потом уже клеветать на невинных! Разве мы допустили бы, чтобы молодая женщина ни с того ни с сего отравилась?! Вашей дочери в последнее время нездоровилось, и она поселила у себя Сянлин. Потому‑то мы и велели посадить Сянлин под стражу. Ждали, чтобы вы приехали и сами увидели, как ведомство наказаний будет вести дознание!
Видя, что поддержки здесь не найти, мать Цзиньгуй последовала за женой Чжоу Жуя в комнату дочери и, поглядев на нее, разрыдалась. Покойная, вытянувшись, лежала на кане. Все тело ее было покрыто пятнами.
Баочань, увидев мать своей госпожи, стала причитать:
– Наша барышня относилась к Сянлин как к подруге, у себя поселила. А та взяла и отравила ее!
Тут подоспели все господа и слуги из дома Сюэ.
– Врешь! – закричали они. – Не ты ли готовила суп, которым и отравилась твоя госпожа?
– Суп готовила я, – подтвердила Баочань, – даже по чашкам его разлила. А потом ненадолго отлучилась. В это время Сянлин и могла подсыпать туда отравы.
Услышав это, мать Цзиньгуй бросилась было на Сянлин, но ей загородили дорогу.
– Скорее всего, – сказала тетушка Сюэ, – Цзиньгуй отравлена мышьяком. Но в доме у нас его не было. Значит, кто‑то принес. Чиновники из ведомства наказаний выяснят кто. А сейчас положим покойную как полагается – ведь будет идти дознание.
Баочай предупредила служанок:
– Сейчас сюда придут мужчины! Уберите все женские вещи!
При уборке под матрацем на кане была обнаружена сложенная пакетиком бумажка. Мать Цзиньгуй подняла ее, осмотрела и бросила на пол.
– Вот вам доказательство! – воскликнула Баочань. – Этот пакетик я видела! Нам докучали крысы, и моя госпожа в последний раз, когда ездила домой, попросила брата купить яду. Вернувшись, она положила отраву в шкатулку с украшениями. А Сянлин утащила отраву и подсыпала госпоже. Загляните в шкатулку. Там наверняка лежит мышьяк.
Мать Цзиньгуй открыла ящик, но мышьяка не увидела; лишь несколько серебряных шпилек.
– Куда же девались остальные украшения? – удивилась тетушка Сюэ.
Баочай велела осмотреть сундуки и шкаф, но и они оказались пустыми.
– Кто же мог взять вещи? – воскликнула Баочай. – Придется допросить Баочань!
– Откуда знать служанке, где вещи госпожи! – сказала, смутившись, мать Цзиньгуй.
– Как же ей не знать, – возразила жена Чжоу Жуя, – если она постоянно находилась при госпоже?
Баочань понимала, что отвертеться ей вряд ли удастся, но все же попыталась:
– Я и в самом деле не имела понятия, что берет с собой госпожа, когда ездит домой.
– Уважаемая госпожа! – вскричали хором служанки, обращаясь к матери Цзиньгуй. – Это Баочань отравила вашу дочь, украла все вещи, а вину хочет свалить на нас! Так мы и заявим чиновникам на допросе.
Баочай между тем велела служанкам передать Цзя Ляню, чтобы распорядился не выпускать из дому никого, кто приехал из семьи Ся.
