– О каких чувствах вы говорите? – промолвила душа Юаньян. – Никаких чувств я никогда не испытывала!
– Ничего ты не смыслишь. В бренном мире слово «чувство» толкуют лишь как распутство и похоть, как плотскую любовь. Им неведомо, что радость и гнев, печаль и блаженство – тоже чувства, присущие людям. Мои же чувства к тебе еще не проявились, они скрыты в цветке, в завязи плода. Если же изольются, станут видимы всем.
Душа Юаньян все поняла и последовала за Кэцин. Между тем Хупо, попрощавшись с покойницей и услышав, что госпожа Син и госпожа Ван собираются отбирать людей для присмотра за домом, решила спросить Юаньян, собирается ли та на следующий день сопровождать гроб, и отправилась ее искать. В покоях матушки Цзя ее не оказалось, боковая комната была заперта.
Девушка заглянула в щель и при свете мерцающего светильника увидела какие‑то тени. Ей стало страшно, и она убежала, недоумевая: «Куда девалась эта плутовка?»
Столкнувшись с Чжэньчжу, она спросила:
– Ты случайно не видела сестру Юаньян?
– Сама ее ищу, – ответила девушка, – ее госпожа зовет. Наверное, спит в боковой комнате.
– Я только что оттуда, – сказала Хупо. – Правда, в комнату не входила – там темно и страшно, еле горит светильник – нагар ведь снять некому. Давай вместе посмотрим – может быть, она и в самом деле там!
Девушки вошли в боковую комнату, сняли нагар со светильника, стало светлее, и Чжэньчжу воскликнула:
– Кто‑то бросил скамейку! Я чуть не упала! – Тут она подняла глаза и в ужасе отпрянула назад, едва не сбив с ног Хупо. Хупо, увидев повесившуюся Юаньян, закричала и хотела бежать, однако ноги ей не повиновались. Сбежались люди, поднялась суматоха. О случившемся поспешили сообщить госпожам Син и Ван.
– Не думала я, что Юаньян такая решительная! – сокрушалась госпожа Син. – Скорее велите доложить господину Цзя Чжэну!
Баоюй, услышав эту страшную новость, ничего не сказал, лишь глаза его округлились от ужаса.
Сижэнь стала его тормошить:
– Поплачь, легче станет!
И Баоюй разразился рыданиями.
«Как прекрасна была Юаньян! – думал он. – И надо же было ей умереть такой смертью! Поистине чудеса творятся с нашими девушками! И все же уходят они в мир блаженства. А мы, мужчины? Можем ли мы с ними сравниться, хотя тоже приходимся сыновьями и внуками старой госпоже?»
Неожиданно печаль у Баоюя сменилась радостью, и он бросился вон из комнаты. Баочай выскользнула следом за ним, но тут, к своему удивлению, увидела, что муж смеется.
– Плохо дело! – стали говорить ей служанки.
– Ничего! – успокаивала их Баочай. – Ему просто пришла в голову какая‑то мысль.
Баоюю приятно было услышать слова жены и он подумал: «Она одна знает, что у меня на душе! Понимает меня!»
Пришел Цзя Чжэн. Он был искренне опечален случившимся и без конца вздыхал, говоря:
– Милое дитя! Не напрасно любила тебя старая госпожа!
Он приказал Цзя Ляню нынешней же ночью раздобыть гроб, чтобы похоронить Юаньян вместе с матушкой Цзя, ведь это была последняя воля девушки.
Вскоре пришла Пинъэр вместе с другими служанками оплакать подругу.
Надо сказать, что Цзыцзюань очень раскаивалась. Надо было и ей поступить так же, как Юаньян, когда умерла барышня Линь Дайюй – по крайней мере она исполнила бы свой долг перед госпожой и отблагодарила ее за милости. Она прислуживала теперь в комнатах Баоюя, и хотя он обращался с ней ласково, легче ей не становилось. Думая обо всем этом, Цзыцзюань безутешно рыдала.
