Но главарь разбойников ничего не боялся.
– Уехать успеем, – сказал он, – я должен похитить ту монахиню. До чего же красива! Из какого только монастыря вырвалась эта пташечка?
– Ай‑я! Вспомнил! – закричал один из разбойников. – Это настоятельница из кумирни Бирюзовой решетки, принадлежащей семье Цзя! Помнишь, у них заболел какой‑то Баоюй? Никто не мог его вылечить, а потом вдруг нашелся врач. И знаешь кто? Та монахиня!..
– Сегодня отсидитесь здесь, – заявил главарь разбойников, – а утром нарядитесь купцами и проскочите через заставу. Будете ждать меня на склоне Двадцати ли!
Уговорившись обо всем, разбойники стали делить добычу.
Тем временем Цзя Чжэн и остальные, сопровождавшие гроб с телом покойной, прибыли в кумирню и совершили положенные церемонии. Затем гости и родственники стали разъезжаться.
Цзя Чжэн, согласно обычаю, остался в кумирне и устроился во внешнем флигеле, а госпожи Син и Ван – во внутреннем. Всю ночь они оплакивали покойницу.
На следующий день снова начались жертвоприношения. Как раз когда подносили жертвенный рис, вошел Цзя Юнь. Он поклонился гробу матушки Цзя и, опустившись на колени перед Цзя Чжэном, справился о его здоровье. Затем рассказал о происшествии во дворце, о том, как были украдены вещи старой госпожи, как Бао Юн выгнал разбойников и убил одного из них и как подали донесение о грабеже военным и гражданским властям. Выслушав его, Цзя Чжэн разволновался.
Госпожи Син и Ван, услышав дурную весть, испугались и заплакали.
– Список пропавших вещей составили? – спросил Цзя Чжэн.
– Нет, – ответил Цзя Юнь. – Никто не знает, что пропало.
– Это хорошо, – произнес Цзя Чжэн. – У нас недавно описали имущество, и объяви мы сейчас, что пропали ценности, нас, пожалуй, обвинили бы в утайке… Позовите скорее Цзя Ляня!
Цзя Лянь в это время сопровождал членов семьи на церемонию жертвоприношения, и Цзя Чжэн распорядился немедля вызвать его.
Узнав о случившемся, Цзя Лянь, не стесняясь Цзя Чжэна, обрушился на Цзя Юня с бранью:
– Мерзавец! Ничтожество! Ему доверили такое важное дело, а он, вместо того чтобы проверять ночных сторожей, наверняка спал как убитый. Спасибо еще, что хватило совести приехать сообщить!
И разъяренный Цзя Лянь плюнул Цзя Юню в лицо. Тот стоял вытянувшись, не смея произнести ни слова.
– Сейчас бесполезно его ругать, – сказал Цзя Чжэн.
– Что же делать? – вскричал Цзя Лянь, пав на колени.
– Обратиться с просьбой к властям разыскать воров. Только вот затруднение: мы не знаем, какие именно вещи оставила старая госпожа. К деньгам же ее никто не посмел прикоснуться! Этими деньгами решено было покрыть долги, а что останется, истратить на постройку могильного склепа на юге, куда и перевезти покойницу. Но сказать точно, сколько у старой госпожи было денег и вещей, мы не можем. Власти потребуют список пропавшего, и если указать ценные вещи, не миновать беды! Дать заведомо ложные сведения, будто у нас пропало столько‑то золота, серебра, украшений и других вещей, тоже нельзя… Просто обидно! Не успел я уехать из дома, как все пошло кувырком! Ну, чего ты стоишь на коленях?
Цзя Лянь молча поднялся и направился к выходу.
– Ты куда? – крикнул Цзя Чжэн.
– Поеду домой и все выясню, – обернувшись, ответил Цзя Лянь.
Цзя Чжэн презрительно хмыкнул. И Цзя Лянь виновато опустил голову.
– Скажи матери, – приказал Цзя Чжэн, – чтобы отпустила с тобой одну или двух служанок старой госпожи. Пусть просмотрят все ее вещи, а ты сделай опись!
Цзя Лянь призадумался: у кого спрашивать про вещи госпожи? Ведь ими ведала Юаньян. Можно бы, конечно, спросить у Чжэньчжу, но вряд ли она знает что‑либо точно. Однако возражать Цзя Чжэну он не осмелился и только поддакивал.
Выслушав Цзя Ляня, госпожи Син и Ван стали торопить его с возвращением домой, наказывая тщательно допросить всех, кто присматривал за домом.
