– Ты зачем подняла нас в такую рань? – ворчали монахини. – Вчера в кумирне воскуривали дурманящие благовония, и мы никак не можем прийти в себя!
– А где настоятельница, не знаете? – спросила прислужница.
– В зале богини Гуаньинь! – отвечали монахини.
– Вы, видно, все еще спите! – закричала прислужница. – Пойдите посмотрите, там ли она?
Ничего не подозревавшие монахини бросились в зал богини Гуаньинь. Обыскав сад и не найдя Мяоюй, они подумали, что она у Сичунь. Побежали во дворец Жунго, стали стучаться в садовую калитку, но Бао Юн обрушился на них с бранью.
– Мы ищем нашу настоятельницу Мяоюй, – стали говорить монахини. – Откройте, может быть, она у четвертой барышни? Мы спросим.
– Ваша настоятельница привела к нам грабителей! – крикнул Бао Юн. – Они обобрали весь дом, а ваша настоятельница с ними убежала!
– О всемогущий Будда! – переполошились монахини. – Смотри, за такие слова попадешь в ад, там тебе укоротят язык!
– Хватит болтать! – орал Бао Юн. – Не то я вас отколочу!
Монахини, стараясь задобрить его, заулыбались и стали просить:
– Откройте нам, пожалуйста, господин! Мы поглядим, здесь ли наша настоятельница. И больше не посмеем вас тревожить.
– Не верите – идите смотрите! – произнес Бао Юн. – Но берегитесь, попадет вам от меня, если ее там нет!
Бао Юн впустил монахинь, которые со всех ног побежали к Сичунь.
Сичунь в это время сидела у себя в комнате и думала: «Мяоюй ушла от меня вчера утром. Слышала ли она, что говорил о ней этот Бао Юн? Если слышала, то наверняка обиделась и больше не придет. А мне так тяжело: я – сирота, жена брата меня ненавидит. Старая госпожа по‑доброму ко мне относилась, а сейчас я осталась совсем одна».
Сичунь вспомнила, что невыносимые страдания довели до смерти Инчунь; Ши Сянъюнь ни на минуту не может оставить больного мужа; третья сестра Таньчунь в дальних краях. Одна Мяоюй свободна, как облако или дикий аист.
«Быть такой, как она, – это счастье, – продолжала размышлять девушка. – Но, увы, я из знатной семьи, где господствуют свои порядки, и не могу собой распоряжаться! Мне поручили присматривать за домом, а я не справилась! Госпожи не понимают, что творится у меня на душе, и никогда не поймут».
Сичунь захотелось сейчас же порвать нити, связывающие ее с суетным миром, и уйти в монастырь. Служанки стали ее отговаривать, но Сичунь схватила ножницы и отрезала клок волос.
– Ну на что это похоже? – с упреком произнесла Цайпин. – Не успели уладить одну неприятность, как вы хотите накликать другую!
В это время прибежали монахини.
Цайпин вышла их расспросить, в чем дело, и, узнав об исчезновении Мяоюй, испуганно воскликнула:
– Она ушла от нас еще вчера утром!..
– Где же она? – донесся из внутренней комнаты голос Сичунь.
Даосская монахиня ей рассказала, как ночью слышала шум, как их всех одурманили курениями, а утром они обнаружили на стене веревочную лестницу и рядом ножны от меча.
Тут Сичунь вспомнила, как Бао Юн рассказывал о приходе разбойников, и решила, что злодеи, прельстившись красотой Мяоюй, похитили ее. Конечно же, Мяоюй, хранившая чистоту и целомудрие, не вынесла позора и покончила с собой.
– Неужели вы ничего не слышали? – спрашивала Сичунь у монахинь.
– Как не слышали?! – вскричали монахини. – Слышали, и глаза у нас были открыты, только слова произнести не могли и пошевелиться! Это злодей напустил дурману. Может быть, он и сестру Мяоюй одурманил, или разбойники ей ножом пригрозили?
В это время раздался голос Бао Юна:
– Эй, монашки, убирайтесь! Пора запирать калитку!
Цайпин, боявшаяся, как бы ей не попало от хозяев, заторопила монахинь. После их ухода Сичунь еще больше расстроилась. Как ни старалась Цайпин ее успокоить, все было тщетно. Сичунь снова схватила ножницы и остригла себе волосы до конца.
Служанки посоветовались и решили не поднимать шума.
– Если даже Мяоюй похитили, – говорили они, – нужно сделать вид, будто нам ничего не известно. А вернутся господин и госпожа, все им расскажем…
С этой поры Сичунь окончательно утвердилась в мысли уйти в монастырь. Но об этом речь пойдет ниже.
