Это очень скучное дело, если рыба, капризничая, не клюет. А день был жаркий: стал Евсейка со скуки дремать и — бултых! — свалился в воду.

 

Свалился, но ничего, не испугался и плывет тихонько, а потом нырнул и тотчас достиг морского дна.

 

Сел на камень, мягко покрытый рыжими водорослями, смотрит вокруг — очень хорошо!

 

Ползет не торопясь алая морская звезда, солидно ходят по камням усатые лангусты, боком-боком двигается краб; везде на камнях, точно крупные вишни, рассеяны актинии, и всюду множество всяких любопытных штук: вот цветут-качаются морские лилии, мелькают, точно мухи, быстрые креветки, вот тащится морская черепаха, и над ее тяжелым щитом играют две маленькие зеленые рыбешки, совсем как бабочки в воздухе, и вот по белым камням везет свою раковину рак-отшельник. Евсейка, глядя на него, даже стих вспомнил:

 

Дом, — не тележка у дядюшки Якова…

 

И вдруг слышит над головою у него точно кларнет запищал:

 

— Вы кто такой?

 

Смотрит — над головою у него огромнейшая рыба в сизо-серебряной чешуе, выпучила глаза и, оскалив зубы, приятно улыбается, точно ее уже зажарили и она лежит на блюде среди стола.

 

— Это вы говорите? — спросил Евсейка.

 

— Я-а…

 

Удивился Евсейка и сердито спрашивает:

 

— Как же это вы? Ведь рыбы не говорят!

 

А сам думает: ?Вот так раз! Немецкий я вовсе не понимаю, а рыбий язык сразу понял! Ух, какой молодчина!?

 

И, приосанясь, оглядывается: плавает вокруг него разноцветная игривая рыбешка и — смеется, разговаривает:

 

— Глядите-ка! Вот чудище приплыло: два хвоста!

 

— Чешуи — нет, фи!

 

— И плавников только два!

 

Некоторые, побойчее, подплывают прямо к носу и дразнятся:

 

— Хорош-хорош!

Евсейка обиделся:

 

"Вот нахалки! Будто не понимают, что перед ними настоящий человек…"

 

И хочет поймать их, а они, уплывая из-под рук, резвятся, толкают друг друга носами в бока и поют хором, дразня большого рака:

 

Под камнями рак живет,

Рыбий хвостик рак жует.

Рыбий хвостик очень сух,

Рак не знает вкуса мух.

 

А он, свирепо шевеля усами, ворчит, вытягивая клешни:

 

— Попадитесь-ка мне, я вам отстригу языки-то!

 

?Серьезный какой?, — подумал Евсейка.

 

Большая же рыба пристает к нему:

 

— Откуда это вы взяли, что все рыбы — немые?

 

— Папа сказал.

 

— Что такое — папа?

 

— Так себе… Вроде меня, только — побольше, и усы у него. Если не сердится, то очень милый…

 

— А он рыбу ест?

 

Тут Евсейка испугался: скажи-ка ей, что ест!

 

Поднял глаза вверх, видит сквозь воду мутно-зеленое небо и солнце в нем, желтое, как медный поднос; подумал мальчик и сказал неправду:

 

— Нет, он не ест рыбы, костлявая очень…

 

— Однако — какое невежество! — обиженно вскричала рыба. — Не все же мы костлявые! Например — мое семейство…

 

?Надо переменить разговор?, — сообразил Евсей и вежливо спрашивает:

 

— Вы бывали у нас наверху?

 

— Очень нужно! — сердито фыркнула рыба. — Там дышать нечем…

 

— Зато — мухи какие…

 

Рыба оплыла вокруг него, остановилась прямо против носа, да вдруг и говорит:

 

— Мух-хи? А вы зачем сюда приплыли?

 

?Ну, начинается! — подумал Евсейка. — Съест она меня, дура!..?

 

И, будто бы беззаботно, ответил:

 

— Так себе, гуляю…

 

— Гм? — снова фыркнула рыба. — А может быть, вы— уже утопленник?

 

— Вот еще! — обиженно крикнул мальчик. — Нисколько даже. Я вот сейчас встану и…

 

Попробовал встать, а не может, точно его тяжелым одеялом окутали — ни поворотиться, ни пошевелиться!

 

?Сейчас я начну плакать?, — подумал он, но тотчас же сообразил, что плачь не плачь, в воде слез не видно, и решил, что не стоит плакать, — может быть, как-нибудь иначе удастся вывернуться из этой неприятной истории.

 

А вокруг — господи! — собралось разных морских жителей — числа нет!

 

На ногу взбирается голотурия, похожая на плохо нарисованного поросенка, и шипит:

 

— Желаю с вами познакомиться поближе…

 

Дрожит перед носом морской пузырь, дуется, пыхтит, — укоряет Евсейку:

 

— Хорош-хорош! Ни рак, ни рыба, ни моллюск, ай-я-яй!

 

— Погодите, я, может, еще авиатором буду, — говорит ему Евсей, а на колени его влез лангуст и, ворочая глазами на ниточках, вежливо спрашивает:

 

— Позвольте узнать, который час?

 

Проплыла мимо сепия, совсем как мокрый носовой платок: везде мелькают сифонофоры, точно стеклянные шарики, одно ухо щекочет креветка, другое — тоже щупает кто-то любопытный, даже по голове путешествуют маленькие рачки, — запутались в волосах и дергают их.

 

?Ой, ой, ой!? — воскликнул про себя Евсейка, стараясь смотреть на всё беззаботно и ласково, как папа, когда он виноват, а мамаша сердится на него.

 

А вокруг в воде повисли рыбы — множество! — поводят тихонько плавниками и, вытаращив на мальчика круглые глаза, скучные, как алгебра, бормочут:

 

Как он может жить на свете без усов и чешуи?

Мы бы, рыбы, не могли бы раздвоить хвосты свои!

Не похож он ни на рака, ни на нас — весьма во многом!

Не родня ли это чудо безобразным осьминогам?

 

?Дуры! — обиженно думает Евсейка. — У меня по русскому языку в прошлом году две четверки было…?

 

И делает такой вид, будто он ничего не слышит, даже хотел беззаботно посвистеть, — но — оказалось — нельзя: вода лезет в рот, точно пробка.

 

А болтливая рыба всё спрашивает его:

 

— Нравится вам у нас?

 

— Нет… то есть — да, нравится!.. У меня дома… тоже очень хорошо, — ответил Евсей и снова испугался:

 

?Батюшки, что я говорю?! Вдруг она рассердится, и начнут они меня есть…?

 

Но вслух говорит:

 

— Давайте как-нибудь играть, а то мне скучно…

 

Это очень понравилось болтливой рыбе, она засмеялась, открыв круглый рот так, что стали видны розовые жабры, виляет хвостом, блестит острыми зубами и старушечьим голосом кричит:

 

— Это хорошо — поиграть! Это очень хорошо — поиграть!

 

— Поплывемте наверх! — предложил Евсей.

 

— Зачем? — спросила рыба.

 

— А вниз уже нельзя ведь! И там, наверху, — мухи.

 

— Мух-хи! Вы их любите?

 

Евсей любил только маму, папу и мороженое, но ответил:

 

— Да…

 

— Ну что ж? Поплывем! — сказала рыба, перевернувшись головой вверх, а Евсей тотчас цап ее за жабры и кричит:

 

— Я — готов!

 

— Стойте! Вы, чудище, слишком засунули свои лапы в жабры мне…

 

— Ничего!

 

— Как это — ничего? Порядочная рыба не может жить не дыша.

 

— Господи! — вскричал мальчик. — Ну, что вы спорите всё? Играть так играть…

 

А сам думает: ?Лишь бы только она меня немножко подтащила наверх, а там уже я вынырну?.

 

Поплыла рыба, будто танцуя, и поет во всю мочь:

 

Плавниками трепеща,

И зубаста да тоща,

Пищи на обед ища,

Ходит щука вкруг леща!

 

Маленькие рыбёшки кружатся и хором орут:

 

Вот так штука!

Тщетно тщится щука

Ущемить леща!

Вот так это — штука!

 

Плыли, плыли, чем выше — тем всё быстрее и легче, и вдруг Евсейка почувствовал, что голова его выскочила на воздух.

 

— Ой!

 

Смотрит — ясный день, солнце играет на воде, зеленая вода заплескивает на берег, шумит, поет. Евсейкино удилище плавает в море, далеко от берега, а сам он сидит на том же камне, с которого свалился, и уже весь сухой!

 

— Ух! — сказал он, улыбаясь солнцу, — вот я и вынырнул.