Жил-был желторотый воробей, звали его Пудик, а жил он над окошком бани, за верхним наличником, в теплом гнезде из пакли, моховинок и других мягких материалов. Летать он еще не пробовал, но уже крыльями махал и всё выглядывал из гнезда: хотелось поскорее узнать — что такое божий мир и годится ли он для него?

 

— Что, что? — спрашивала его воробьиха-мама.

 

Он потряхивал крыльями и, глядя на землю, чирикал:

 

— Чересчур черна, чересчур!

 

Прилетал папаша, приносил букашек Пудику и хвастался:

 

— Чив ли я? Мама-воробьиха одобряла его:

 

— Чив, чив!

 

А Пудик глотал букашек и думал: "Чем чванятся — червяка с ножками дали — чудо!"

 

И всё высовывался из гнезда, всё разглядывал.

 

— Чадо, чадо, — беспокоилась мать, — смотри — чебурахнешься!

 

— Чем, чем? — спрашивал Пудик.

 

— Да не чем, а упадешь на землю, кошка — чик! и слопает! — объяснял отец, улетая на охоту.

 

Так всё и шло, а крылья расти не торопились.

 

Подул однажды ветер — Пудик спрашивает:

 

— Что, что?

 

— Ветер дунет на тебя — чирик! и сбросит на землю — кошке! — объяснила мать.

 

Это не понравилось Пудику, он и сказал:

 

— А зачем деревья качаются? Пусть перестанут, тогда ветра не будет…

 

Пробовала мать объяснить ему, что это не так, но он не поверил — он любил объяснять всё по-своему.

 

Идет мимо бани мужик, машет руками.

 

— Чисто крылья ему оборвала кошка, — сказал Пудик, — одни косточки остались!

 

— Это человек, они все бескрылые! — сказала воробьиха.

 

— Почему?

 

— У них такой чин, чтобы жить без крыльев, они всегда на ногах прыгают, чу?

 

— Зачем?

 

— Будь-ка у них крылья, так они бы и ловили нас, как мы с папой мошек…

 

— Чушь! — сказал Пудик. — Чушь, чепуха! Все должны иметь крылья. Чать, на земле хуже, чем в воздухе!.. Когда я вырасту большой, я сделаю, чтобы все летали.

 

Пудик не верил маме; он еще не знал, что если маме не верить, это плохо кончится.

 

Он сидел на самом краю гнезда и во всё горло распевал стихи собственного сочинения:

 

Эх, бескрылый человек,

У тебя две ножки,

Хоть и очень ты велик,

Едят тебя мошки!

А я маленький совсем,

Зато сам мошек ем.

 

Пел, пел да и вывалился из гнезда, а воробьиха за ним, а кошка — рыжая, зеленые глаза — тут как тут.

 

Испугался Пудик, растопырил крылья, качается на сереньких ногах и чирикает:

 

— Честь имею, имею честь…

 

А воробьиха отталкивает его в сторону, перья у нее дыбом встали — страшная, храбрая, клюв раскрыла — в глаз кошке целит.

 

— Прочь, прочь! Лети, Пудик, лети на окно, лети…

 

Страх приподнял с земли воробьишку, он подпрыгнул, замахал крыльями — раз, раз и — на окне! 

Тут и мама подлетела — без хвоста, но в большой радости, села рядом с ним, клюнула его в затылок и говорит:

 

— Что, что?

 

— Ну что ж! — сказал Пудик. — Всему сразу не научишься!

 

А кошка сидит на земле, счищая с лапы воробьихины перья, смотрит на них — рыжая, зеленые глаза — и сожалительно мяукает:

 

— Мяа-аконький такой воробушек, словно мы-ышка… мя-увы…

 

И всё кончилось благополучно, если забыть о том, что мама осталась без хвоста…

 

1912 г.