Захотелось этому пану такую сказку послушать， какой бы он не поверил. И объявил он повсюду： “Если кто расскажет мне такую сказку， чтобы я сказал： врёшь， дам тому тарелку золота”.

 

　　Нашёлся один такой сказочник. Звали его Янка. Приходит он к пану：

 

　　— Ставь， пан， тарелку золота， буду сказывать сказку.

 

　　Поставил пан на пол тарелку золота， а сам уселся в кресле и закурил трубку с длинным чубуком.

 

　　— Ну， рассказывай. Только смотри， как бы вместо золота розог не получить.

 

　　Присел Янка на корточки перед тарелкой и начал рассказывать：

 

　　— И чего， панок， на свете-то не бывает！ Вот какой случай со мной вышел однажды. Было это в то время， когда мой отец ещё и на свет не родился. Жил я с дедом. Делать дома нечего， вот дед и отдал меня к одному хозяину пчёл пасти. А было у того хозяина целых пятьдесят колод пчёл. Надо каждый день поутру пересчитать их и на пастбище гнать. А вечером пригнать， опять пересчитать， подоить да в ульи загнать. И хозяин мне твердо сказал： “Ежели ты хоть одну пчелу потеряешь， то не заплачу тебе за целый год”. Вот какая была нелёгкая работа！

 

　　— Всё может быть，— соглашается пан. Глянул Янка на тарелку золота и продолжает рассказывать：

 

　　— Однажды пригнал я пчёл с пастбища， пересчитал： нету одной пчелы…… Батюшки-светы， быть беде！ Я бегом назад — пчелу искать. А уже вечереть начало. Я туда， я сюда — нету пчелы. Вдруг слышу — где-то пчела ревёт. Смотрю — за рекой семь волков напали на мою пчелу. А она， бедняжка， от них изо всех сил отбивается， не сдаётся. Бросился я на помощь пчеле. Прибежал к реке — нет переправы. Что делать？ А тут вот-вот волки пчелу разорвут. Я， долго не раздумывая， схватил себя за чуб， раскачал — и гопля через реку！ Но до другого берега не долетел — упал посреди реки и камнем пошёл ко дну. Опамятовался кое-как и начал искать дорогу， чтобы наверх выбраться. А тут， как назло， на дне реки кто-то костёр развёл да такого дыму напустил， что прямо глаза ест， даже рыба носом сопит и дороги из-за дыма не видать. Иду это я ощупью， глядь — медведь стоит. Хотел я схватить его за хвост， да он ко мне головой повернулся. Я сунул ему руку в горло， добрался до хвоста и за него ухватился. Испугался медведь да как рванётся наверх — ну， и вытащил меня. Сам бросился с перепугу в лес， а я на берегу остался， да не на том， что надо. Тут схватил я себя опять за чуб， раскачал ещё посильней， чем в первый раз， и — прыг на другой берег！

 

　　— Мало ли чего на свете не бывает，— говорит пан.— Может， и правда.

 

　　— Правда-то правда， пане， да， пожалуй， с изъяном. Ну так вот. Перескочил я на другой берег， да с разбегу так грохнулся оземь， что по самый пояс увяз. Я и туда， и сюда — не выбраться. Без лопаты， думаю， ничего не поделаешь. Побежал домой， схватил лопату — и назад. Откопал себя и бегу на помощь пчеле. Прибежал， отогнал волков， а пчела уже и ноги протянула： задрали её волки， пока я туда да сюда бегал. Что делать？ Прикрыл я пчелу веткой， чтоб волки не съели， а сам пошёл к хозяину.

 

　　“Беда”， — говорю. “А что за беда？” — спрашивает хозяин. “Волки пчелу задрали”. Как рассердился хозяин， как затопал на меня ногами： “Теперь не дам тебе ни гроша！” Молчу я. Виноват.

 

　　Посердился хозяин и спрашивает： “А волки ещё не съели пчелу？” — “Нет”.— “Ну， это хорошо， что хоть пчела-то цела. Поедем заберём”.

 

　　Запрягли мы две пары волов， поехали. На лугу сняли шкуру с пчелы， порубили мясо на куски и привезли домой. Дома засолили — целых двенадцать бочек вышло. Весь год ели мы то мясо с хозяином.

 

　　— Мало ли чего на свете не бывает！ — говорит пан.— Может， и правда.

 

　　— Ну， а как кончился год， хозяин прогнал меня и не заплатил и ломаного гроша. Только выпросил я у него кусок воску. Вылепил я из того воску лошадёнку， сел на неё и поехал к деду， ведь отца-то у меня ещё не было. Еду， еду — приехал в лес. А тут и есть захотелось. Потянул носом — чую， на ёлке жареным пахнет. Подъехал я к ёлке， а там в дупле жареные дятлы пищат. Ну， голод не тётка. Полез я в дупло за дятлами. Лезу рукой — не влез， лезу ногой — не влез， лезу головой — не влез， бросился всем туловищем — влез. Наелся там дятлов сколько хотел — и назад. Лезу рукой — не вылезу， лезу ногой — не вылезу， лезу головой — не вылезу， всем туловищем понатужился — тоже не вылез. Вспомнил я， что у хозяина за лавкой топор лежал. Побежал， взял топор， прорубил в дупле дырку побольше да и вылез.

 

　　— Мало ли чего на свете не бывает！ — говорит пан.— Может， и правда.

 

　　— Вылез я， сел на лошадку， заткнул топорик за пояс и еду дальше. А топорик тяп да тяп， тяп да тяп…… Вдруг лошадка стала — и ни с места. Оглянулся я — половины лошадки нету： обрубил её топорик！ Чтоб тебе пусто было！ Вырезал я палку из ракиты， сшил лошадку да и еду опять. А ракита вдруг стала расти и расти — выросла до самого неба. Ну， думаю， полезу на небо， погляжу， что там делается.

 

　　Пан перестал пыхтеть трубкой：

 

　　— И что же ты там видел на небе？

 

　　— Чего я там только не видел， пане！ Иду я это по небу， а в одной хате святые вечеринку справляют： пьют， гуляют， весёлые песни распевают. Хотелось мне к ним зайти， да нет， думаю， с пьяными лучше не связываться， а то ещё тумаков надают. Иду дальше. В другой хате святой Микола храпит под столом， словно пшеницу на базаре продал. Видно， порядком хлебнул.

 

　　— Мало ли чего на свете не бывает！ Может， и правда，— говорит пан.

 

　　— И верно， что правда！ Своими глазами видал. Зашёл я к Миколе， думал — может， чем поживлюсь. Да где там！ Бутылки на столе пустые， хлеба ни крошки. Покрутился я， вижу — валяется возле хозяина золотая шапка. Возьму， думаю， хоть Миколину шапку. Зайду где-либо по дороге в корчму， меня за неё и накормят. Взял я шапку — и назад. А тут Микола проснулся， начал шапку искать. А её нету. Наделал он крику-шуму…… Надо， думаю， домой бежать， а то поймают — от беды не уйти. А тут никак не найду того места， где ракита на лошадке растёт. Я и туда， и сюда — нету ракиты. Вдруг вижу — святые на току гречиху веют， мякина так по всему небу и рассыпается. Давай я её ловить да верёвку вить. Свил， привязал одним концом к небу и начал на землю спускаться. Спустился к другому концу верёвки， а земли всё не видать. Повис я меж землёю и небом. Хорошо ещё， что со мной топорец-то был. Возьму это я отрублю конец верёвки， снизу подточаю и дальше спускаюсь.

 

　　— Мало ли чего на свете не бывает！ — говорит пан.— Может， и правда.

 

　　— Точал я этак， точал， да и не приметил， как сквозь землю проскочил и в аду очутился. Иду по аду， разглядываю， как там и что. Вдруг вижу： ваш покойный батюшка — худой， босой， оборванный — свиней пасёт.

 

　　Вытаращил пан глаза， трубка изо рта выпала：

 

　　— Врёшь， хам！ Не может этого быть， чтоб отец мой да свиней пас！

 

　　А Янка хвать тарелку с золотом — и за двери！