Этому можно было верить. Доктор Райлли избаловал ее.

Конечно, она может позволить себе проявлять характер, поскольку она единственная в округе молодая девушка. Но это не оправдывает то, как она разговаривает с миссис Лейднер, как будто миссис Лейднер ее двоюродная бабка. Миссис Лейднер отнюдь не какая-нибудь кляча, она чертовски интересная женщина. Пожалуй как те сказочные красавицы, что выходят из болот и заманивают светом. Да, — с горечью добавил он, — никогда вы не услышите, чтобы Шийла кого-нибудь заманила. У нее все только одно — отчитывать парней.

Я чуть не забыла еще о двух инцидентах, совершенно различных по характеру.

Один произошел, когда я пошла в лабораторию принести ацетон, чтобы снять с пальцев клей после ремонта керамики. Мистер Меркадо сидел в углу, голова на руках, и я вообразила, что он спит. Я взяла нужную мне бутылку и ушла.

В тот же вечер, к моему великому удивлению, миссис Меркадо напала на меня.

— Вы бутылку с ацетоном брали из лаборатории?

— Да, — сказала я, — брала.

Вы прекрасно знаете, что в комнате древностей всегда стоит ацетон, — довольно сердито сказала она.

Правда? Я не знала.

Я думаю, вы знали! Просто вам захотелось пошпионить. Знаю я, какие бывают медицинские сестры.

Я широко раскрыла от удивления глаза.

Не понимаю, о чем это вы, миссис Меркадо, сказала я с возмущением. — Уверяю вас, я ни за кем не собиралась шпионить.

Ах нет! Конечно, нет. Вы что думаете, я не знаю, зачем вы здесь?

Право, я подумала, что она, должно быть, выпила. Я ушла прочь, не говоря ни слова. Но мне показалось это очень странным.

Во втором событии не было ничего особенного. Я пыталась подманить куском хлеба хорошенького щенка. Однако он, как все арабские собаки, был очень осторожен. Он был убежден, что я задумала что-то нехорошее. Он ускользнул. Я за ним — за арку, за угол дома. Я настолько резко свернула, что налетела на отца Лавиньи и еще одного человека, которые стояли вместе. В следующий момент я ПОНЯЛ, что человек этот был тот самый, которого мы заметили с миссис Лейднер, когда он пытался заглянуть в окно.

Я извинилась, и отец Лавиньи улыбнулся. Попрощавшись с этим человеком, он повернулся и пошел со мной в дом.

Вы знаете, сказал он, мне очень стыдно. Я занимаюсь восточными языками, но никто из рабочих меня не понимает! Унизительно, как вы думаете? Я проверял свой арабский на этом человеке, он горожанин. Хотел посмотреть, не пойдут ли у меня дела лучше, — но все безуспешно. Лейднер говорит, что я плохо говорю поарабски.

Вот и все. Но у меня мелькнула мысль: странно, что тот же самый человек продолжает околачиваться вокруг дома.

В эту ночь у нас была паника.

Было, должно быть, два часа ночи. Я сплю чутко, как и следует медсестрам. Я проснулась и сидела на кровати, когда моя дверь открылась.