Мне не очень хотелось высказывать такое предположение доктору Лейднеру. Трудно предугадать, как этот человек воспримет сказанное.

Ну ладно, — бодро сказала я, — будем надеяться на лучшее. Мне кажется, миссис Лейднер повеселела, хотя бы от того, что просто поделилась со мной. Это, вы знаете, всегда помогает, сдерживающе действует на нервы.

 Я очень рад, что она вам рассказала, повторил он. — Это хороший признак. Он свидетельствует о том, что вы ей нравитесь. Я ума не приложу, что еще сделать, чтобы ей было лучше.

Меня так и подмывало спросить, не считает ли он нужным дать знать в местную полицию, но впоследствии я была рада, что не сделала этого.

И вот что произошло затем. Утром на следующий день мистер Коулман собирался в Хассаньех за заработной платой рабочим. Он также забирал все наши письма, чтобы отправить их авиапочтой.

Письма, как было принято, опускались в деревянный ящик на окне столовой. Вечером в последнюю минуту мистер Коулман вытаскивал их, раскладывал по стопкам и стягивал резинками.

И вдруг он вскрикнул.

— Что такое? — спросила я.

Наша красотка Луиза в самом деле тронулась. — Он с усмешкой протянул мне письмо. — Написала письмо кому-то на 42-ю улицу, Париж, Франция. Я думаю, что здесь что-то не так, а вы? Вам не трудно отнести его к ней и спросить, что она на самом деле имеет в виду? Она только что отправилась спать.

Я взяла письмо, побежала с ним к миссис Лейднер, и она внесла поправку в адрес.

Я впервые увидела почерк миссис Лейднер и задумалась, где же я его видела раньше, потому что он был мне несомненно знаком.

Только к полуночи меня вдруг осенило.

Он был чрезвычаино похож на почерк тех писем, только крупнее и гораздо более неровный.

Новые мысли возникли у меня в голове. А что, если миссис Лейднер написала эти письма сама?

И, может быть, доктор Лейднер уже догадывается об этом?