Обстоятельство второе: вечером перед смертью мисс Джонсон сестра Ледеран находит ее на крыше в состоянии, которое сестра называет состоянием краинего ужаса. Когда сестра спрашивает, в чем дело, та отвечает ей: «Я поняла, как кто-то со стороны мог войти и выйти, и никто никогда бы не догадался». Она не стала больше ничего творить. Отец Лавиньи пересекает двор, а мистер Рейтер находится у дверей фотолаборатории.
Обстоятельство третье: мисс Джонсон застают при смерти. Единственное слово, которое она с усилием может отчетливо произнести, это «окно... окно.. .».
Таковы обстоятельства, а вот вопросы, с которыми мы сталкиваемся:
Кто автор писем?
Что мисс Джонсон поняла, стоя на крыше?
Что она подразумевала под словом «окно... »?
Eh bien, давайте возьмемся сначала за вторую задачу, как наиболее легкую для объяснения. Я сходил наверх с сестрой Ледеран и встал там, где стояла мисс Джонсон. Оттуда ей были видны двор и арка, северная сторона здания и два члена экспедиции. Относились ли ее слова к мистеру Рейтеру или отцу Лавиньи?
Почти сразу мне пришло в голову, что, если посторонний пришел со стороны, он мог это сделать только при помощи переодевания. И был только один человек, чей общий вид подходил для подобного перевоплощения, — отец Лавиньи! В пробковом шлеме, темных очках от солнца, с черной бородой и в монашеском длинном шерстяном одеянии незнакомец мог пройти вовнутрь, и слуги не поняли бы, что вошел посторонний.
Это имела в виду мисс Джонсон? Или она зашла дальше? Или она поняла, что вообще личность отца Лавиньи была прикрытием? Что он не тот, за кого себя выдавал?
Зная то, что я знал об отце Лавиньи, я был склонен считать загадку решенной. Рауль Менье — убийца. Он убил миссис Лейднер, чтобы заставить ее замолчать, пока она его не выдала. Еще один человек дает ему понять, что его секрет раскрыт. Его следует тоже убрать.
Итак, все объясняется. Второе убийство. Побег отца Лавиньи без облачения и бороды. Он и его приятель мчатся по Сирии с безупречными паспортами двух путешествующих деловых людей. Его последнее действие положить окровавленную зернотерку под кровать мисс Джонсон.
Так вот, я говорю, что был почти убежден, но не совсем. Так как безупречное заключение должно объяснить все — а это не объясняло.
Оно не объясняло, например, почему мисс Джонсон говорила: «окно... окно.. когда умирала. Оно не объясняло, почему она лила над письмом слезы. Оно не объясняло ее душевного состояния в тот момент, когда она стояла на крыше, ее крайний ужас и отказ рассказать сестре Ледеран, что она заподозрила или поняла.
Это было заключение, которое вроде согласовывалось с фактами, но не учитывало психологических нюансов.
И потом, когда я стоял на крыше, мысленно перебирая эти три момента: письма, крыша, окно, я понял, о чем догадалась мисс Джонсон!
И на этот раз то, что я понял, объяснило все!