— Для него это лучшее место, — твердо ответил Дамблдор. — Когда он повзрослеет,
его тетя и дядя смогут все ему рассказать. Я написал им письмо.
— Письмо? — очень тихо переспросила профессор МакГонагалл, садясь обратно на
забор. — Помилуйте, Дамблдор, неужели вы на самом деле думаете, что сможете объяснить
в письме все, что случилось? Эти люди никогда не поймут Гарри! Он станет
знаменитостью, даже легендой — я не удивлюсь, если сегодняшний день войдет в историю
как день Гарри Поттера! О нем напишут книги, каждый ребенок в мире будет знать его
имя!
— Совершенно верно, — согласился Дамблдор, очень серьезно глядя на профессора
поверх своих затемненных очков. — И этого будет достаточно для того, чтобы вскружить
голову любому мальчику: стать знаменитым прежде, чем он научится ходить и говорить!
Он даже не будет помнить, что именно его прославило! Неужели вы не видите, насколько
лучше для него самого, если он будет жить здесь, далеко от нашего мира, до тех пор, пока
не вырастет и будет в состоянии справиться со своей славой?
Профессор МакГонагалл поспешно открыла рот, чтобы сказать что- то резкое, но,
передумав, сделала глубокий вдох и перевела дыхание.
— Да… Да, конечно же вы правы. Но скажите, Дамблдор, как мальчик попадет сюда?
Она внимательно оглядела его мантию, словно ей вдруг пришло в голову, что под ней
он прячет Гарри.
— Его принесет Хагрид.
— Вы думаете, это… Вы думаете, это разумно — доверить Хагриду столь
ответственное задание?
— Я бы доверил ему свою жизнь, — просто ответил Дамблдор.
— Я не ставлю под сомнение его преданность вам, — неохотно выдавила из себя
профессор МакГонагалл. — Но вы ведь не станете отрицать, что он небрежен и
легкомыслен. Он… Что это там?
Ночную тишину нарушили приглушенные раскаты грома. Их звук становился все
громче. Дамблдор и МакГонагалл стали вглядываться в темную улицу в поисках
приближающегося света фар. А когда они наконец догадались поднять головы, сверху
послышался рев, и с неба свалился огромный мопед. Он приземлился на Тисовой улице
прямо перед ними.
Мопед был исполинских размеров, но сидевший на нем человек был еще больше. Он
был почти вдвое выше обычного мужчины и по меньшей мере в пять раз шире. Попросту
говоря, он был непозволительно велик, и к тому же имел дикий вид — спутанная борода и
заросли черных волос практически полностью скрывали его лицо. Его ладони были
размером с крышки от мусорных баков, а обутые в кожаные сапоги ступни — величиной с
маленьких дельфинов. Его гигантские мускулистые руки прижимали к груди сверток из
одеял.
— Ну наконец- то, Хагрид. — В голосе Дамблдора явственно слышалось
облегчение. — А где ты взял этот мопед?
— Да я его одолжил, профессор Дамблдор, — ответил гигант, осторожно слезая с
мопеда. — У молодого Сириуса Блэка. А насчет ребенка — я привез его, сэр.
— Все прошло спокойно?
— Да не очень, сэр, от дома, считайте, камня на камне не осталось. Маглы это
заметили, конечно, но я успел забрать ребенка, прежде чем они туда нагрянули. Он заснул,
когда мы летели над Бристолем.
Дамблдор и профессор МакГонагалл склонились над свернутыми одеялами. Внутри,
еле заметный в этой куче тряпья, лежал крепко спящий маленький мальчик На лбу, чуть
пониже хохолка иссиня-черных волос, был виден странный порез, похожий на молнию.