Сижэнь успокоилась и сказала:
– Вечно ты со своими глупостями! Нечего было ехать сюда! С вами еще кто ни

будь? – обратилась она к Минъяню.
– Нет! Никто ничего не знает, – ответил тот.
Сижэнь снова встревожилась.
– Ну куда это годится! А если бы вас заметили или старый господин повстреча

лся? Или лошадь вас задавила, их здесь полно! Да мало ли какая могла выйти н

еприятность – этим не шутят! Чересчур вы храбрые! Это все Минъянь подстре

кает! Вот погоди, вернусь, все мамкам расскажу! Они тебе, разбойнику, зададут

трепку!
– Господин меня отругал и заставил сюда привезти! – перебил ее Минъянь. – А

теперь, выходит, я во всем виноват! Говорил ему, нечего ехать! Ладно, сейчас в

ернемся домой!
– Ничего, – стал уговаривать их Хуа Цзыфан. – Раз приехали, не о чем толковат

ь. Только в нашей убогой хижине тесно и грязно, как же мы можем принять гос

подина?
Мать Сижэнь тоже вышла встречать Баоюя. А Сижэнь взяла его за руку и пове

ла в дом. Там было еще несколько девочек. Едва он вошел, они потупились и п

окраснели от смущения.
Баоюю, чтобы он не озяб, предложили сесть на кан; поставили перед ним фрук

ты, налили чаю.
– Не хлопочите напрасно, – сказала Сижэнь. – Я знаю, что надо делать.
Она принесла подушку, на которой до этого сидела сама, положила на табурет

и усадила Баоюя. Подставила ему под ноги свою грелку и дала две ароматные

лепешки, которые вытащила из сумочки. Затем зажгла свою грелку для рук и по

весила Баоюю на шею. Наконец налила чаю в свою чашку и поднесла ему.
Мать и сын расставили на столе угощение.
Видя, что среди кушаний нет ничего подходящего для Баоюя, Сижэнь с улыбко

й сказала:
– Раз ты приехал, отведай хоть что нибудь!
Она взяла горсточку тыквенных семечек, потерла между ладонями, сдула с них

шелуху и на платочке подала семечки Баоюю. Баоюй заметил, что у девушки по

краснели глаза, а пудра на лице в нескольких местах смазана.
– Ты почему плакала? – тихонько спросил он.
– Я не плакала. Соринка попала в глаз, – солгала Сижэнь.
Баоюй был в халате с узкими рукавами, из темно красного шелка, вытканного ч

етырехпалыми драконами, подбитом лисьим мехом; поверх халата – темно зеле

ная курма на соболином меху, отороченная бахромой. Сижэнь улыбнулась:
– Неужели никто не заметил, как ты переодевался, и не спросил, куда ты собра

лся?
– А я переодевался, чтобы идти на спектакль, господин Цзя Чжэнь меня пригла

сил, – ответил Баоюй.
– Посиди немного, – сказала Сижэнь, – и возвращайся обратно – ведь в такие м

еста, как это, тебе не разрешают ездить.
– И ты со мной поезжай, – предложил Баоюй, – я оставил для тебя дома кое чт

о вкусное.
– Тише! – промолвила Сижэнь. – Я не хочу, чтобы они слышали!
Она сняла с шеи Баоюя яшму и сказала сестрам:
– Вот, поглядите! Вы часто толкуете об этой редкостной вещице, сокрушаетесь,

что ни разу ее не видели. Полюбуйтесь же на нее! Ничего красивее вы никогда

не увидите!
Она показала им яшму и снова надела ее Баоюю на шею. Затем попросила брат

а нанять крытую коляску почище и поприличнее и проводить Баоюя домой.
– Пусть едет верхом, – отозвался Хуа Цзыфан, – я буду рядом. Ничего не случит

ся.
– Лучше нанять коляску, на случай, если кто нибудь встретится по пути, – возра

зила Сижэнь.
Хуа Цзыфан послушался совета сестры, и все вышли проводить Баоюя к коляск

е.
Сижэнь дала Минъяню фруктов, денег на хлопушки и наказала:
– Смотри, никому ни слова, а то на себя же накличешь беду!
В дом Сижэнь возвратилась, лишь когда Баоюй опустил занавески и коляска от

ъехала.
За коляской шли Минъянь и Хуа Цзыфан, ведя на поводу лошадь Баоюя.
Когда доехали до улицы, где находился дворец Нинго, Минъянь приказал остан

овить коляску и обратился к Хуа Цзыфану:
– Мы со вторым господином сначала пройдем незаметно в восточный дворец,

там побудем немного, а потом уже отправимся в западный, чтобы не вызывать

подозрений.
Хуа Цзыфан помог Баоюю выйти из коляски, после чего отвел на место его кон

я.
– Извини, что доставил тебе столько хлопот, – сказал ему Баоюй на прощанье и

исчез за воротами дворца Нинго. Но об этом мы рассказывать не будем.
Служанки между тем после ухода Баоюя стали вовсю развлекаться. Одни играл

и в облавные шашки, другие – в кости, грызли тыквенные семечки и засыпали

весь пол шелухой.
Неожиданно вошла мамка Ли справиться о здоровье Баоюя, но, увидев, что его

нет, а служанки увлечены играми, сказала:
– Я здесь редко бываю, потому вы совсем распустились, другие мамки боятся в

ам слово сказать. Это все Баоюй, он как фонарь на длинном шесте, на других св

етит, а сам в темноте; думает, все плохие, один он хороший. Смотрите, что вы

натворили у него в комнате, все перевернули вверх дном!
Служанки знали, что Баоюй их не станет ругать, а мамка Ли им теперь не указ,

поэтому не обращали на нее внимания.
– Как сегодня спал Баоюй? Как ел? – стала выспрашивать мамка.
Но служанки в ответ несли всякий вздор и ворчали:
– Вот назойливая старуха!
– Я вижу в той чашке сладкое молоко, почему вы мне его не дали? – не унимал

ась мамка Ли и, не получив ответа, сама взяла чашку.
– Эй, эй, не трогай! – крикнула одна из служанок. – Это молоко для Сижэнь, уз

нает Баоюй, что его выпили, – рассердится. А хочешь – скажи ему, что это ты с

делала! Мы за тебя не в ответе!
Мамка Ли оробела было, а потом рассердилась:
– Не верю, что Баоюй такой мелочный! Подумаешь – молоко! Я и получше что

нибудь заслужила! Да и кто такая Сижэнь! Баоюй не помнит разве, кто его вык

ормил своим молоком? Так неужто пожалеет для меня чашку коровьего молока?

Вот возьму и выпью нарочно, посмотрим, что он сделает! Вы носитесь с этой

дрянной девчонкой Сижэнь, а ведь это я ее воспитала! Скажите на милость, ка

кая персона!
И мамка Ли в сердцах выпила молоко. Тут другая служанка сказала с улыбкой:
– Не удивительно, что вы рассердились! У этих девчонок никакого уважения к

старшим! Разве может Баоюй рассердиться из за чашки молока? Да он вам еще

пришлет угощений!
– Знаю я тебя, лису! – обрушилась на нее мамка Ли. – Думаешь, я не помню, ка

к из за чашки чая выгнали Цяньсюэ! Сама провинюсь, сама и отвечу!
И, возмущенная, она вышла.
Вскоре возвратился Баоюй и приказал пойти встретить Сижэнь. Вдруг он заме

тил, что Цинвэнь лежит на кровати.
– Заболела? – спросил Баоюй. – Или проигралась?
– Она выиграла сначала, но потом пришла мамка Ли, стала ругаться, и она про

играла, – принялась объяснять Цювэнь. – Вот и легла спать со злости.
– А вы близко к сердцу не принимайте, – улыбнулся Баоюй, – пусть делает что

хочет.
В это время пришла Сижэнь, поздоровалась с Баоюем, спросила, где он обедал,

когда вернулся домой, и передала привет подругам от матери и сестер. Когда о

на переоделась и сняла украшения, Баоюй велел подать ей сладкое молоко.
– Мамка Ли его выпила, – доложили служанки.
Баоюй хотел что то сказать, но Сижэнь не дала ему рта раскрыть.
– Так вот, оказывается, что ты для меня оставил! – вскричала девушка. – Спаси

бо за заботу! Я сладкое молоко и в самом деле любила и недавно выпила его ст

олько, что желудок расстроился. Потом меня вырвало и лишь тогда полегчало.

И хорошо, что мамка Ли его выпила – не пропадать же зря добру. Мне хотелось

бы сушеных каштанов. Может, очистишь? А я постелю тебе на кане.
Баоюй принял ее слова на веру, сразу забыл о молоке и, сев поближе к лампе, п

ринялся чистить каштаны. Заметив, что служанки вышли из комнаты, он с улы

бкой обратился к Сижэнь:
– Что за девушка была у вас в красном платье?
– Моя двоюродная сестра, – ответила Сижэнь.
Баоюй вздохнул.
– Ты чего вздыхаешь? – удивилась Сижэнь. – Впрочем, понимаю: считаешь, что

она недостойна так наряжаться!
– Вовсе нет! – засмеялся Баоюй. – Кто же тогда достоин, если не она? Просто я

подумал, что хорошо бы взять ее в наш дом. Уж очень она мила!
– Пусть у меня такая судьба, – холодно усмехнулась Сижэнь. – Но неужели все

женщины в нашей семье тоже должны стать рабынями? Вам подавай не только

хороших, а еще и красивых служанок!
– Ты вечно что то придумываешь! – заметил Баоюй. – Почему непременно раб

ынями? Твоя сестра могла бы жить у нас просто как родственница.
– Ну нет, этого она недостойна! – бросила Сижэнь.
Баоюй не стал больше спорить и продолжал молча чистить каштаны.
– Что же ты замолчал? – улыбнулась Сижэнь. – Может, обиделся? В таком случ

ае – наберись храбрости и купи ее за несколько лянов серебра.
– Даже не знаю, что на это ответить, – произнес Баоюй. – Я хотел лишь сказать

, что при ее красоте только и жить в роскошных домах и огромных дворцах, а т

аким тварям, как мы, здесь не место.
– Подобного счастья ей, правда, на долю не выпало, – сказала Сижэнь, – но дл

я моих тетушки и дядюшки она истинное сокровище, они с детства души в ней

не чают, лелеют и холят. Теперь ей семнадцать, приданое все готово, на следую

щий год ее выдадут замуж.