При слове «замуж» Баоюй вскрикнул невольно, ему стало не по себе, а Сижэнь

продолжала:
– Эти несколько лет я почти не виделась с сестрами, а теперь, когда скоро смогу

возвратиться домой, никого из них не застану.
Услышав это, Баоюй взволновался, бросил каштаны и спросил:
– Ты собираешься от нас уходить? Почему?
– Я слышала разговор моей матери с братом, – ответила Сижэнь. – Они велели

мне потерпеть еще годик, а потом выкупят меня и увезут.
Баоюй еще больше забеспокоился:
– Выкупят? Зачем?
– Как зачем? – воскликнула Сижэнь. – Одно дело те, кто родился в вашем доме

, другое дело – я. Семья моя живет не здесь, так что иначе быть не может.
– Я тебя не отпущу! – решительно заявил Баоюй. – И ты ничего не сможешь сд

елать!
– Нет такого закона! – возразила Сижэнь. – Даже из императорского дворца дев

ушек служанок отпускают по твердо установленным правилам: на сколько лет в

зяли, через столько и отпускают. А уж в вашей семье и подавно.
Баоюй задумался. Сижэнь рассуждала вполне разумно, и возразить было нечег

о.
– А если старая госпожа не отпустит? – спросил, помолчав, Баоюй.
– Старая госпожа? – удивилась Сижэнь. – Да прийдись я по сердцу ей или твое

й матушке, они заплатили бы нашей семье еще несколько лянов серебра, и я см

огла бы остаться. Такое бывает. Но есть служанки гораздо лучше меня. Еще мал

енькая, я была в услужении у старой госпожи, потом у старшей барышни Ши С

янъюнь, сейчас прислуживаю тебе. И если родные хотят, чтобы я вернулась до

мой, вам следовало бы, пожалуй, меня отпустить без всякого выкупа. И уж вов

се глупо говорить о том, что ты меня не отпустишь, потому что я тебе хорошо с

лужу. Я и должна хорошо служить, иначе быть не может. А уйду, замена всегда

найдется.
Понимая всю справедливость ее слов, Баоюй совсем расстроился:
– Но я хочу, чтобы ты осталась, и незачем бабушке разговаривать с твоей матерь

ю! Мы дадим ей побольше денег, и никуда она тебя не увезет.
– Конечно, насильно меня увозить мама не станет! – согласилась Сижэнь. – С

ней можно договориться, тем более если дать денег. А не дадите, она тоже спо

рить не станет. Правда, в вашей семье подобных случаев не было! Человек – не

вещь, которую можно купить, щедро заплатив продавцу, но что толку оставлять

меня просто так, разлучать без всякой причины с родными? Ни твоя бабушка, н

и твоя матушка на такое не согласятся.
Баоюй подумал, а затем произнес:
– Значит, ты окончательно решила уйти?
– Окончательно, – ответила Сижэнь.
Баоюй снова впал в раздумье: «Кто мог предположить, что эта девушка окажетс

я столь бесчувственной и забудет о долге?»
– Что ж! – произнес он со вздохом. – Знай я наперед, что так будет, не стал бы т

ебя добиваться! Ведь я сиротой остаюсь!
С этими словами он, совершенно убитый, лег на кровать.
А Сижэнь, надобно вам сказать, услышав, что мать с братом собираются ее вык

упать, заявила, что до самой смерти не вернется домой.
– Когда у вас нечего было есть, – сказала девушка, – вы продали меня за нескол

ько лянов серебра. А то с голоду умерли бы. Вам посчастливилось. И мне тоже.

Я служанка, а ем с барского стола, никто не бьет меня, не ругает. А вы привели

в порядок хозяйство, деньжат подкопили, несмотря на то что умер отец. Но мал

о ли что может случиться, опять появятся затруднения, а вторично продать мен

я вы не сможете. Считайте, что я умерла. – Она всплакнула.
Сижэнь была непреклонна, и мать с братом в конце концов согласились. К том

у же по договору Сижэнь была продана навечно, но родные ее намеревались в

оспользоваться добротой господ Цзя, которые не стали бы требовать выкуп. Во

дворце Жунго со служанками хорошо обращались, и девушки, прислуживавшие

в комнатах старших и младших господ, были в лучшем положении, чем дочери

в бедных семьях. Это, пожалуй, и явилось главной причиной того, что родные

Сижэнь решили больше не думать о выкупе девушки.
А уж когда приехал Баоюй и они поняли, какие отношения у молодого господи

на с Сижэнь, у них словно камень свалился с души и даже появились честолюб

ивые мечты.

Сижэнь совсем еще девочкой заметила, что у Баоюя какой то странный характе

р и капризы совсем не такие, как у других детей, да и вообще много всяких при

чуд. Любимец бабушки, не боявшийся ни отца, ни матери, Баоюй в последнее

время совсем распустился. Убедить его в чем нибудь было невозможно, и Сиж

энь, заведя разговор о выкупе, решила испытать Баоюя, чтобы потом его отчит

ать. Но, увидев, как он расстроился, сама пала духом.
Дело в том, что Сижэнь вовсе не собиралась есть каштаны, просто она боялась

, как бы не вышла такая же история, как с Цяньсюэ из за чая, и решила отвлечь

Баоюя. Приказав служанкам убрать каштаны, она пошла посмотреть, что он дел

ает. Заметив на его лице следы слез, Сижэнь улыбнулась:
– Не печалься! Если хочешь, я останусь!
Баоюй сразу повеселел:
– Я не могу выразить словами, как мне хочется, чтобы ты была со мной! Неуже

ли ты не понимаешь?
– Понимаю! Нам хорошо друг с другом! – с улыбкой согласилась Сижэнь. – Но е

сли ты и в самом деле хочешь, чтобы я осталась, одного твоего желания недост

аточно. Выполнишь три моих условия, я никогда с тобой не расстанусь, если да

же мне будет грозить смерть!
– Скорее говори, какие условия! – вскричал Баоюй. – Я повинуюсь тебе во все

м. Дорогая моя, милая сестрица, не то что три, триста твоих условий я охотно в

ыполню. Только не покидай меня, пока в один прекрасный день я не обращусь

в прах! Нет! Не в прах! Прах можно осязать! Лучше в дымок, который рассеется

от дуновения ветерка. Тогда ты перестанешь видеть меня, а я тебя! Вот и уйдеш

ь куда заблагорассудится!
Сижэнь поспешила зажать ему рот рукой:
– Дорогой мой! Я так сказала, чтобы предостеречь тебя от глупых разговоров!

А ты опять чепуху несешь!
– Больше не буду! – пообещал Баоюй.
– Это и есть мое первое условие! – промолвила Сижэнь.
– Исправлюсь, исправлюсь! – замахал руками Баоюй. – А если опять начну гов

орить глупости, заткни мне рот. Что еще?
Сижэнь продолжала:
– Мне все равно: хочешь ты учиться или только притворяешься, но никогда не г

овори чего не следует отцу и посторонним людям; отец разгневается, а люди ск

ажут, что ты глуп. Ведь как твой отец рассуждает: «Все у нас в роду учились, а

мой сын не желает да еще, когда меня нет, болтает всякие глупости!» Ты ведь ка

ждому, кто прилежно учится, даешь прозвище «книжный червь» и вдобавок гов

оришь: «Кроме „Минминдэ“ , нет интересных книг, все остальное выдумали на

ши предки». За это отец не только сердится, но готов поколотить тебя!
– Молчи! – прервал ее с улыбкой Баоюй. – Это я по недоумию болтал всякую е

рунду, впредь такое не повторится! Еще какое условие?
– Не клевещи на буддийских и даосских монахов, – продолжала Сижэнь. – Не з

аигрывай с девушками, не слизывай помаду с их губ и вообще не предавайся м

ирским порокам!
– Ладно, согласен! – вскричал Баоюй. – Есть еще? Говори скорее!
– Это все, – ответила Сижэнь. – В общем, будь сдержаннее, не распускай себя.

Выполнишь мои условия, меня даже в паланкине с восемью носильщиками отс

юда не унесут!
– Это уж ты слишком! – воскликнул Баоюй. – Неужели тебе мало даже паланки

на с восемью носильщиками?
– А что тут удивительного! – усмехнулась Сижэнь. – Надо знать свое место, а за

нимать чужое неинтересно, если даже и выпало бы такое счастье.
Их разговор прервала Цювэнь. Она вошла и сказала:
– Уже пробили третью стражу. Только что старая госпожа присылала справитьс

я, спит ли Баоюй. Я сказала, что спит.
Баоюй велел подать часы и, увидев, что скоро полночь, прополоскал рот, разде

лся и лег в постель.
Утром Сижэнь поднялась рано, с головной болью, ощущая ломоту и жар во все

м теле, глаза припухли. Какое то время она крепилась, но потом свалилась на к

ан.