– Не балуйся, а то закричу!
Цзя Хуань внимательно прислушивался к их разговору. Он и так недолюбливал Баоюя, а
сейчас, когда тот пытался заигрывать с Цайся, просто ненавидел его. Он долго сидел, зад
умавшись. И вдруг, словно бы невзначай, неосторожным движением опрокинул светильн
ик. Горячее масло брызнуло прямо в лицо Баоюю.
– Ай! – закричал тот.
Все испуганно вскочили, кто то схватил стоявший на полу фонарь, посветил, и тут стало
видно, что лицо Баоюя залито маслом.
Взволнованная госпожа Ван приказала служанкам тотчас же умыть Баоюя, а сама с брань
ю накинулась на Цзя Хуаня.
К Баоюю подбежала Фэнцзе и принялась хлопотать, приговаривая:
– До чего же он неуклюж, этот Цзя Хуань! Сколько раз ему говорила – не вертись! А тету
шке Чжао следовало бы получше его воспитывать и чаще поучать!
Госпожа Ван, казалось, только и ждала этих слов. Она велела позвать наложницу Чжао и
принялась ей выговаривать:
– Вырастила паршивое отродье, а воспитать не сумела! Прощаешь вас, так вы еще больш
е распускаетесь!
Наложница проглотила обиду и тоже принялась хлопотать возле Баоюя. На левой щеке у н
его вскочил волдырь, но глаза, к счастью, не пострадали.
Госпоже Ван было очень жаль сына, к тому же она не знала, что скажет матушке Цзя, есл
и та спросит о случившемся, и свой гнев она сорвала на наложнице Чжао.
Щеку Баоюю присыпали целебным порошком.
– Немного болит, но ничего. Если бабушка спросит, скажу, что сам обжегся, – произнес
он.
– Тогда она станет бранить служанок, – возразила Фэнцзе. – Как бы то ни было, все равн
о рассердится.
Госпожа Ван велела проводить Баоюя во двор Наслаждения пурпуром. Здесь его встретил
и Сижэнь и остальные служанки. Узнав о случившемся, все переполошились.
Дайюй между тем очень расстроилась, когда Баоюй уехал, и вечером трижды присылала
служанок справляться, не вернулся ли он. Услышав же, какая беда с ним случилась, сам
а прибежала и увидела, что Баоюй смотрится в зеркало, а левая щека его присыпана белы
м порошком. Девочке показалось, что ожог очень сильный, и она подбежала ближе, пос
мотреть. Но тут Баоюй замахал руками, не хотел, чтобы Дайюй, любившая все красивое,
увидела его обезображенное лицо.
Но Дайюй, будто не заметив, спросила:
– Больно?
– Не очень. Дня через два заживет.
Дайюй посидела немного и ушла.
Как ни уверял Баоюй матушку Цзя, что обжегся сам, она сделала выговор его служанкам
.
Прошел еще день, и случилось так, что даосская монахиня, ворожея Ма – названая мать
Баоюя – явилась во дворец Жунго. Увидев Баоюя, она даже вздрогнула от испуга и спро
сила, что произошло. Баоюй сказал, что обжегся. Она покачала головой и тяжело вздохн
ула. Затем нарисовала пальцем на лице Баоюя какие то таинственные знаки и пробормотал
а заклинание.
– Могу поручиться, что все пройдет. Это несчастье ненадолго, – сказала она и обратилась
к матушке Цзя: – Ведь вы, госпожа, не знаете, что все это предсказано в священных будд
ийских книгах! Стоит в богатой, знатной семье родиться наследнику, как к нему сразу пр
ивязываются злые демоны, то ущипнут, то царапнут, то выбьют из рук чашку с едой, а то
подставят ножку! Вот почему такие дети долго не живут!
Выслушав ее, матушка Цзя не на шутку встревожилась.
– А есть какое нибудь средство, чтобы избавиться от этого зла? – спросила она.
– Разумеется, есть, – заверила ее монахиня Ма, – надо совершать побольше добрых тайны
х дел, чтобы искупить грехи прежней жизни. Кроме того, в книгах, которые я упомянула,
говорится: в западных краях есть излучающий сияние, озаряющий Бодхисаттва, которому
подвластны зло и коварство, чинимые злыми духами, и если истинно верующие делают е
му подношения от чистого сердца, он оберегает их потомков, спасает от всяких наважден
ий и колдовства.
– А как нужно делать подношения этому Бодхисаттве? – снова спросила матушка Цзя.
– Очень просто, – отвечала монахиня. – Кроме ароматных свечей, которые вы воскуривае
те в храме, надо зажечь еще большой светильник, наполненный несколькими цзинями бла
говонного масла. Этот светильник, не угасающий ни днем ни ночью, и есть воплощение Б
одхисаттвы.
– Сколько же потребуется на день масла для этого светильника? – поинтересовалась мату
шка Цзя. – Я всегда рада совершить доброе дело!
– Точно определить невозможно, – отвечала монахиня, – смотря каков обет и каковы доб
родетели тех, кто его дал. В нашем храме, например, издавна делают подношения Бодхиса
ттве несколько княгинь и жен знатных сановников. Жена Наньаньского цзюньвана дала б
ольшой обет и жертвует в день сорок восемь цзиней масла и один цзинь фитиля, причем с
ам светильник величиной почти с глиняный чан. В светильнике жены Цзиньсянского хоу,
который званием на ступень ниже, за день сгорает не больше двадцати цзиней масла. Что
касается других семей, то тут по разному: у одних восемь десять, у других пять, три, а то
и меньше.
Матушка Цзя кивнула и задумалась. А монахиня продолжала:
– Кроме того, от родителей или старших в роде пожертвований требуется больше. Но пос
кольку вы, матушка, делаете это ради Баоюя, было бы несправедливо жертвовать так мно
го. Вполне достаточно от пяти до семи цзиней масла в день.
– Ладно, пусть будет по пять цзиней, – согласилась матушка Цзя. – Рассчитываться будем
сразу за месяц.
– Слава великому и милосердному Бодхисаттве! – воскликнула монахиня.
Матушка Цзя позвала служанку и наказала:
– Отныне, когда Баоюй будет выезжать из дому, давайте его слугам по нескольку связок
монет на пожертвования даосским и буддийским монахам, бедным и страждущим.
Поговорив еще немного с матушкой Цзя, монахиня отправилась поболтать с другими жен
щинами и справиться об их здоровье. Дошла очередь и до наложницы Чжао, которая как
раз в это время склеивала из лоскутков подошвы для туфель. Они поздоровались, и нало
жница велела подать монахине чаю.
