Хуан Цзиньин искусно плетет сетку с узором из цветов сливы
Итак, Баочай, занятая мыслями о матери и брате, даже не повернула головы в ответ н
а насмешку Дайюй. А та стояла в тени, устремив взгляд в ту сторону, где был двор
Наслаждения пурпуром. Дайюй видела, как туда вошли и вскоре вышли Ли Вань, И
нчунь, Таньчунь, Инъэр и Сичунь со своими служанками. Вот только Фэнцзе не появ
лялась.
– Может быть, ее задержали дела? – размышляла Дайюй. – Иначе она непременно яв
илась бы поболтать, чтобы лишний раз угодить старой госпоже и матери Баоюя. Нес
проста это.
Строя догадки, Дайюй ненароком подняла голову и увидела множество женщин, оде
тых в яркие платья. Они входили в ворота двора Наслаждения пурпуром. Дайюй при
смотрелась: это была матушка Цзя, поддерживаемая Фэнцзе, за нею следовали госпо
жа Син, госпожа Ван, а также девочки и женщины служанки.
Дайюй невольно подумала: как хорошо тем, у кого есть отец и мать. И крупные, как
жемчужины, слезы покатились по ее лицу.
Последними в ворота вошли тетушка Сюэ и Баочай.
В это время к Дайюй подошла Цзыцзюань:
– Барышня, пора принимать лекарство – остынет!
– Отстань! – раздраженно сказала Дайюй. – Какое тебе дело, принимаю я или не при
нимаю лекарство?
– Как же не принимать? – не унималась Цзыцзюань. – Ведь у вас только что прошел
кашель. Не важно, что сейчас пятый месяц и жарко, все равно надо быть осторожнее
! А вы поднялись в такую рань и с каких пор стоите на сырой земле! Отдохнули бы
хоть немного!
Дайюй будто только сейчас очнулась и почувствовала, как ноют от усталости ноги.
Помедлив немного, она, опираясь на руку Цзыцзюань, вернулась в павильон Реки Ся
осян.
Здесь, едва Дайюй вошла в ворота, ей бросились в глаза причудливые тени бамбука
на земле, покрытой густым мхом, и на память пришли строки из пьесы «Западный ф
лигель»:
Редко забредет случайный путник
В этот уголок уединенный.
…Падает внезапно, незаметно
Белая роса на мох зеленый…
«Шуаньвэнь не посчастливилось в жизни, зато у нее были мать и младенец брат», – п
одумала Дайюй, и ей снова захотелось плакать.
Неожиданно закричал и спрыгнул с жердочки попугай в клетке, висевшей под карни
зом террасы.
– Ах, чтоб тебя! – рассердилась Дайюй, вздрогнув от испуга. – Всю меня пылью обс
ыпал!
Попугай снова прыгнул на жердочку и прокричал:
– Сюэянь, скорее открывай занавеску, барышня пожаловала!
Дайюй подошла к попугаю, постучала по жердочке:
– Корм у тебя есть? А вода?
Подражая Дайюй, попугай вздрогнул, потом вздохнул и прокричал:
Я смиренно отдам долг последний цветами в день кончины,
Не гадаю, когда ждать самой рокового мне дня,
Я цветы хороню… Пусть смеется шутник неучтивый,
Но ведь кто то когда то похоронит в тиши и меня.
Дайюй и Цзыцзюань рассмеялись.
– Вы каждый день произносите эти слова, барышня, – проговорила Цзыцзюань, – не
удивительно, что попугай их запомнил.
Дайюй приказала повесить клетку в комнате, возле окна, и села рядом на стул. Она
выпила лекарство и вдруг заметила, что тени бамбука во дворе стали длиннее и выри
совываются на шелке, которым затянуто окно, в комнате потемнело, столик и цинов
ка стали прохладными. Не зная, чем рассеять нахлынувшую тоску, Дайюй принялась
дразнить попугая и учить его своим любимым стихам. Но об этом мы подробно расс
казывать не будем.
А теперь возвратимся к Баочай. Когда она пришла к матери, та причесывалась.
– Что это ты так рано? – удивилась мать.
– Хотела узнать, как вы себя чувствуете, мама, – ответила девушка. – Когда я ушла
вчера, брат продолжал шуметь?
Она села рядом с матерью и заплакала. На глаза тетушки Сюэ тоже навернулись сле
зы, но она сдержалась и стала уговаривать дочь:
– Не обижайся на него, дитя мое! Я накажу этого дурака! Береги себя, ведь мне не н
а кого больше надеяться!
Услышав эти слова, Сюэ Пань, находившийся во дворе, вбежал в комнату, поклони
лся сначала направо, потом налево и обратился к Баочай:
– Прости меня, милая сестрица! Вчера в гостях я выпил лишнего и, сам не знаю, как
это получилось, наговорил тебе всяких глупостей! Немудрено, что ты рассердилась!
Баочай, которая плакала, закрыв руками лицо, вскинула голову и улыбнулась.
– Строишь из себя невинного младенца! – вскричала она и сердито плюнула. – Ты, р
азумеется, недоволен, что мы с мамой не даем тебе безобразничать! Вот и стараешьс
я всеми силами от нас отделаться.
– С чего ты взяла, сестрица? – засмеялся Сюэ Пань. – Прежде ты не была такой подо
зрительной.
– Ты вот думаешь, что сестра тебя оговаривает, – вмешалась в разговор тетушка Сю
э. – Вспомнил бы лучше, что ты наговорил ей вчера вечером? Только сумасшедший
такое мог наплести!
– Не сердитесь, мама, – стал просить Сюэ Пань. – И сестра пусть успокоится! Хотите
, я брошу пить?
